– Водителей подбирать самому?
– Да. Скажи им… Не знаю я, что им говорить, – взорвался наконец сам майор, и стало ясно, что он уже говорил об этом своему начальству. – Мне стыдно перед тобой, перед ними, но…
Прекрасная частица “но”. “Я хочу приехать, но…”, “Все хорошо, но…”. Вроде безобидна, однако, ничего не объясняя, делает невозможным выбор. “Юля приехала, но…”, “Я никуда не хочу от нее уезжать, но…”.
– У нас практически нет времени, Константин, – нарушил молчание майор. – Иди.
“А мне наплевать, что его нет, – горячился Костя, шагая к КПП, где у шлагбаума замерла в ожидании Юля. – Наплевать. Как получится, так и получится. И пусть хоть кто слово скажет…”
– Юлька! – сделал радостное лицо. – Оказывается, просто замечательно, что ты успела прилететь и застала меня здесь. Пришел приказ – на новое место. Сегодня вечером.
– Куда?
Господи, как мгновенно тускнеют лица родных и близких от непонятных известий. Хорошо, что в армии можно прикрыться военной тайной.
– Из пункта “А”, – Костя указал себе под ноги, – куда-то в пункт “Б”. Задачка для третьего класса. Но как я рад, что ты успела.
– А как же… А что теперь?.. – Юля стала похожа на слепого испуганного котенка, для которого вдруг исчезли все знакомые звуки и запахи, и он сжался, насторожился, обиделся…
“Уволюсь из армии – в театр пойду. Или в цирк”, – вдруг подумал Костя. Он играл.
– Сделаем так: ты возвращайся домой, я перегоняю машины в свой пункт “Б” и… и прилетаю к тебе.
“И пусть попробуют не отпустить”, – добавил уже про себя.
Посмотрел на часы – секундная стрелка бежала как сумасшедшая.
– А ты вправду прилетишь? – с затаенной надеждой распахнула ему навстречу ресницы Юля.
– Прилечу, – подался к ней Костя. Он и не знал, что так легко можно обманывать любимого человека, если спасаешь этим его от лишних переживаний. – Решу задачку и прилечу. У меня всегда по математике пятерки были. Значит, договор? Встреча дней через шесть? Погоди-погоди, что это у тебя здесь под ушком?
Ах, как вздрагивает плечико, когда целуешь родинки…
Выезжая из “отстойника” под погрузку, старший лейтенант сел в Юркину машину. Можно сказать, сел случайно, только потому, что она шла первой. А на КПП среди других приехавших на вывод женщин увидел Юлю и Юркину маму. Они что-то спрашивали у дневального, поднявшего шлагбаум, и тот, выпячивая грудь с медалями, важно и небрежно кивал в сторону Афгана. “Идиот, пижон, кто тебя просил”, – сцепил зубы старший лейтенант: пункт “Б” в условиях задачки становился явным, военная тайна рушилась карточный домиком.
– Скорость! – наверное, впервые в жизни он крикнул на солдата, когда Юрка, заметив мать, вдруг начал сбавлять обороты двигателя.
Так они и промчались мимо бросившейся к машине Юли, вытягивая пыльную колонну к складам. Да в зеркало заднего вида еще увидел, как крестила Юркину машину его мама. И сам Юрка, его водитель ефрейтор Юрий Карин, имевший две “За отвагу”, отворачивался, пряча глаза.
И вот теперь его машину, осененную крестом матеря, в пропасть? Хлеб, ради которого все нервы и вся, можно сказать, судьба, – бээмпешкой? И вообще, кто-то топает в Союз, а здесь…
Гордости уже не было – только обида, обида и еще раз обида. И уже из принципа стоял, схватившись за решетку еще пышущего жаром радиатора, старший лейтенант. И Юрка, его лучший водитель, дважды подрывавшийся на минах, Юрка, который осенью согласился не увольняться в запас до тех пор, пока не выведет свой “Урал” в Союз, и который опять, словно назло судьбе, повел его в Афган, – он тоже стоял рядом и, небритый, ухмылялся в лицо такому же небритому майору.
Тот скривил в усмешке потрескавшиеся от ветра губы, но скривил, видимо, чрезмерно: нижняя губа лопнула и ранка тут же наполнилась капелькой крови. Боль, видимо, подстегнула майора, и он кивнул окружившим его десантникам. Сразу четверо схватили старшего лейтенанта и водителя за руки, стали отрывать от машины. Автомобилисты вцепились в нее, и тогда их просто подбили под ноги и оттащили в сторону.
Сверкая отполированными траками, БМП начала подбираться к “Уралу”. Юрка перестал вырываться, сел на снег, снял шапку и молча смотрел, как тыркается в его машину бээмпешка, сама скользя к пропасти.
– Муку под гусеницы, – негромко приказал майор подошедшему капитану-десантнику.
Тот подумал, что ослышался. Потом, словно обращаясь за разрешением, бросил взгляд на старшего лейтенанта и, вспоров штык-ножом мешок, высыпал муку на дорогу,
– Вот так, при церберах, и провоевали все свои два года? – отвернувшись от дороги, зло посмотрел на майора Верховодов. – Они и своим руки скрутят, и вас, если пуля прилетит, закроют своей грудью. А, майор?