Чёрт возьми, что не так в интонациях этого голоса и почему пропал акцент? Впрочем, разве это интересно?
Я вернулся к остальным пленным, заняв место в первой шеренге, и услышал шёпот за спиной:
- Повезло тебе, старшой. Думал, зря тебя целых четыре дня контуженного тащили - сейчас грохнут, и всё. Чувствуешь-то себя как?
- Хреново, - отвечаю не оборачиваясь. - Не покойник, но близко к тому.
- Понимаю... только-только в сознание пришёл, а тут такое. Слушай, ты и вправду в Каунасе был?
- Да откуда знаю? Так приложило, что кроме имени и звания вообще ничего не помню.
- Бывает, - согласился невидимый собеседник. - У нас в финскую командира взвода накрыло близким взрывом, он даже говорить разучился.
- Комиссовали?
- Нет, через неделю в санбате умер.
Зачем я что-то спрашиваю? В моём личном бреду не должны умирать никакие командиры взводов.
- Смотри, старшой, что делается-то...
Тем временем добровольного фашистского прихвостня отвели в сторону, но не очень далеко. Пятеро фрицев вскинули винтовки, и по команде офицера стрельнули. Деловито так и без всякого пафоса, что, по моему мнению, просто должен присутствовать при расстреле. Приговор там зачитать или последнее слово предоставить... Нет, пустили в расход буднично, будто исполняли работу. И ни радости на лицах, ни угрызений совести.
Да, с последним, однако, погорячился. Мы же унтерменши, какие тут угрызения. Но то, что шлёпнули предателя, а не меня, радует однозначно. Кошмар это, или какое другое состояние попавшего под грузовик организма, но ведь выглядит настолько натурально, что помирать ещё один раз не хочется. Не страшно, но очень не хочется.
- Теперь вы, - немец развернулся к угрюмо молчавшему строю. - Вермахт берёт военнопленных, но не отвечает за их дальнейшую судьбу. Завтра прибудет специально выделенное для этих целей подразделение, а сегодня господа красноармейцы и сержанты ещё потерпят наше общество.
Он рассмеялся дробным смехом, напоминающим дребезг консервной банки, привязанной к кошачьему хвосту, и закончил:
- При передвижении соблюдать порядок и дисциплину. Раненых, если такие найдутся, переносить на себе. Я понятно выразился?
Куда уж понятнее-то, сволочь. До того понятно, что хочется вцепиться в глотку. Причём желание настолько нестерпимое и горячее, будто и не чудится всё это, а происходит наяву. Или на самом деле так оно и есть? А башка совсем раскалывается, и перед глазами поплыли зелёные светящиеся пятна...
- Ты чего, старшой? - сзади всё тот же голос. С боков подхватили чужие руки, не давая упасть. - Сам идти сможешь?
- Смогу! - Если это настоящий сорок первый, то смогу. Назло плюгавому немчику,с усмешкой наблюдающему за моими попытками устоять на ногах. Назло гулу в ушах и зелёным пятнам. - Спасибо, братцы.
Мы шли часа полтора. Проделав не больше пяти километров, и по дороге я успел кое-что расспросить. Да, сейчас сорок первый год, и война идёт уже две недели. Стало быть, сегодня четвёртое или пятое июля - точнее никто не знает, так как в суматохе боёв и последующих скитаниях по лесам счёт дням потерян. Не у немцев же спрашивать?
Группа окруженцев, подобравшая меня на берегу какой-то речки, пробивалась к фронту. Пробивалась - громко сказано, скорее, тайком по ночам шли на восток, надеясь выйти хоть куда-нибудь. В светлое время отсыпались, выставив часовых. До поры до времени ничего не происходило, а вот сегодня не повезло.
Как там оно произошло на самом деле, бойцы не признаются, лишь смущённо отводят взгляды, но подозреваю, что часовые просто уснули и прошляпили появление немцев. И не могу осуждать - больше недели впроголодь, а у многих и все две, не самое лучшее средство для поддержания организма в хорошей форме. И моральное напряжение... когда не слышна канонада стремительно убежавшего вперёд фронта, а по дорогам нескончаемым потоком прут колонные техники с крестами на бортах.
- Бежать надо старшой, - сосед слева шепчет не поворачивая головы. - Ты до вечера оклемаешься?
Хороший вопрос. Только вот ответа на него я и сам не знаю. Каждый шаг отдаётся в голове тупой ноющей болью, и хочется упасть на землю и больше не шевелиться. И пусть фашистские ублюдки стреляют в спину... уж лучше сдохнуть так, чем сгнить заживо в лагере для военнопленных. Наслышан от знающих людей, и что-то не горю желанием туда попасть.
У моей матери три старших брата воевали. Двое вернулись живыми, и как раз один из них прошёл через плен. Повезло убежать откуда-то из-под Варшавы, и полгода пробирался к своим. Потом попал к партизанам, а там после тяжёлого ранения был вывезен самолётом на Большую Землю. Сорок с лишним лет прошло, но до сих пор при воспоминаниях о лагере темнеет лицом и скрипит зубами. Или только ещё будет, учитывая, что то время наступит не скоро?