Через некоторое время солдаты Чу сняли с крыши бункера белый флаг и установили там свое полковое знамя с вышитым на нем девизом «Полны решимости на борьбу и на победу». Повсюду стояли оборванные, усталые, потерявшие надежду французские солдаты. Безо всякого приказа все, кто мог идти, собирались в колонны для похода в плен. Гордые властители колонии вдруг превратились в послушных побежденных людей.
Доктор Нгуен Дуонг Кванг, в сопровождении Кенга, добрался до командного бункера. Он был в хорошем настроении, потому что раненых после последней атаки было очень мало, а он втайне опасался больших жертв. Но то, что он увидел здесь в центре французского сопротивления, заставило его вздрогнуть: сотни неухоженных раненых лежали на голой земле, в грязи, повсюду трупы, многие уже начинали гнить. Между ними беспомощные разбитые французы.
Он побежал к бункеру с красным крестом и увидел, что врачи его уже ждут. Казалось, что они тоже приготовились отправляться в плен.
- Вы доктор Гровен? – спросил он лысого великана с никелированной оправой, совершенно отвечавшего данному Квангу описанию.
- Да, это я Гровен.
- Тогда я прошу вас продолжить свою работу.
- Но у нас ничего нет! Ни бинтов, ни лекарств, ни гипса, ни…
Нгуен Дуонг Кванг получил от профессора Тунга распоряжение временно продолжить работу лазарета и обеспечить персонал самым необходимым. Теперь он действовал быстро и тщательно. Он сказал взводному Чу: – Пожалуйста, соберите в командном бункере все продукты, весь табак, кофе, алкоголь и принесите все в лазарет. Кроме того, мне нужны еще три ваших человека…
Через час, когда стемнело, французские врачи во время перерыва пили горячий кофе. В первый раз он был не на глинистом бульоне из реки, а на кристально-чистой воде, доставленной солдатами Народной армии с восточных гор. Родниковой воде.
В последних лучах заходящего солнца трое направленных Чу солдат отыскивали вместе с несколькими французскими санитарами на развалинах крепости контейнеры с медицинскими грузами.
В это время на крайнем юге долины все еще существовал полностью изолированный опорный пункт «Изабель», где прятались несколько сотен французских солдат. Там уже не было ни пищи, ни воды, и настроение солдат было ужасным. В первые ночные часы минометы Народной армии сделали пару залпов по этому последнему очагу сопротивления. Французы отстреливались очень слабо. Поэтому минометы тоже прекратили огонь. Вызвали Гастона Жанвилля. Он взял свой мегафон и прополз до первых баррикад, откуда его было слышно. Затем крикнул: – Гарнизон «Изабель»! Сражение за Дьенбьенфу окончено. Генерал де Кастри и его штаб, как и все оставшиеся в живых, пребывают во вьетнамском плену. С ними будут хорошо обращаться, и после окончания кампании они смогут вернуться домой. «Изабель» окружена и не имеет никаких шансов. Мы призываем вас прекратить кровопролитие и отказаться от сопротивления на тех же условиях, как и прочие части гарнизона. Мы посылаем к вам офицера и двух сопровождающих, чтобы с вашим командиром принять решение о прекращении огня. Выстрелите желтую ракету, если вы готовы…
Чуть позже над «Изабель» на парашюте повисла желтая ракета. Когда она опустилась, трое военнослужащих Народной армии отправились в путь. Не было ни единого выстрела. Еще до полуночи гарнизон последнего опорного пункта бывшей крепости Дьенбьенфу сложил оружие и сдался в плен.
В раннем утреннем свете Гастон Жанвилль, бледный, усталый, голодный и небритый, но счастливый, стоял у дороги, по которой в направлении Туан-Гиао брели колонны оставшихся в живых французов.
Жанвилль думал о том, что скоро он сможет вернуться домой, в поселок, ставший с помощью Ба его новой родиной. Он теперь свободный человек, думал он, у меня прекрасная жена, друзья. И я сделал все, что мог, чтобы эта грязная война во Вьетнаме закончилась. Чего еще можно хотеть?
Он закурил и подумал, как здорово было бы, если бы Ба в лазарете, куда он сейчас отправится, сварила ему кофе. Что он за француз без чашечки кофе ранним утром? Он усмехнулся про себя. Затем снова взглянул на колонну пленных. Одно лицо вдруг показалось ему знакомым. И этот француз, с трудом передвигавший ноги, тоже узнал Жанвилля. Он был одним из тех, кто в ханойском лазарете часто добродушно смеялся над выходками Жанвилля.
- Гастон-шут! – крикнул он, остановившись.
- Я тебя знаю, но не знаю твоего имени…