В первой половине дня 3 февраля Кенгу пришлось провести группу обученных артиллерийских наблюдателей к заранее подготовленным убежищам. Это были места на северо-восточных и восточных склонах, откуда хорошо была видна вся оборонительная система французов. Карабкаться было трудно, и погода для этого времени года была необычно теплой. В разных местах Кенг и его спутники даже натыкались на уже распустившиеся цветы, и он успокаивающе смеялся, когда подъем был особенно труден: – Не уставайте, друзья! Вы видели хорошее предзнаменование. Сама природа с нами, она предупреждает, что мы добьемся успеха...
Наблюдатели думали об этом никогда не устающем верхолазе, который осторожно предупреждал, когда они проходили через места, видимые для французов, и знавшем эту местность как свою родную деревню.
- Я заберу вас отсюда за час до наступления темноты, – пообещал он. – Таков мой приказ. Веселого Тэта!
Вернувшись в свое укрытие, он попросил радиста Кванг До передать в штаб сообщение, что он выполнил задание. Он догадывался, что произойдет, пока он отдохнет часок. За последние дни он все чаще мог видеть, как все больше орудий размещаются в подготовленных пещерах в склонах гор. В бункерах собраны были штабеля снарядов. Артиллеристы уставали до смерти, собирая распухшими пальцами доставляемые по частям пушки и готовя их к бою. Они тянули орудия через бесчисленные горы, глубокие овраги, по узким горным тропам. Когда они думали, что дальше не могут пройти, то приободряли друг друга. Они делали короткие перерывы, просто падая на землю и мгновенно засыпая. Даже сообщение, что есть чай, не могло их разбудить. В их ушах все еще звучала фраза, которую им сказали перед маршем: – От вас зависит, сможем ли мы разбить врага у Дьенбьенфу. Если это произойдет, будет освобожден весь Индокитай. Это означает свободу, землю для крестьян, работу для горожан, школы для детей. Армия готова была сделать все ради этих уже становившихся близкими целей.
За это время артиллеристы уже стояли у своих орудий, совершенно бодрые. Как и наблюдатели в своих скальных укрытиях. По команде орудия вытягивались из пещер, в которых противник не мог их ни увидеть, ни уничтожить. Орудия заряжали, закрывали затворы, наводчики наводили их на цель, пока не звучала команда: «Отбой!» И снова наступала тишина.
Ровно в 12 часов в день праздника Тэт несколько дюжин саперов Народной армии зажгли фейерверки и петарды. Это было на тех склонах, где и близко не было пушек Вьетминя, зато были выставлены стволы бамбука, издали напоминающие орудия. Это вызвало грохот и дым. Одновременно с каждой батареи со скрытых позиций по одному орудию выпустило по одному снаряду. Снаряды попали в основном на большую взлетную полосу в центре Дьенбьенфу. Пилоты в панике носились по летному полю, пытаясь поднять свои машины в воздух, чтобы спасти их.
Но и близ других бастионов поднялись клубы дыма от разрывов снарядов Вьетминя. Уже в это время наблюдатели аккуратно настраивали приборы управления огнем, ориентируясь по местам разрывов, делали заметки, которые потом анализировались во всех батареях.
Расстояние не превышало нескольких километров, но наводчикам нужно было сначала привыкнуть обстреливать лежащую внизу долину со своих высоко расположенных позиций. Поэтому такая пристрелка, помимо всех расчетов, была наилучшей проверкой.
На бастионе «Элиан» недалеко от юго-восточного фланга французских позиций, артиллерийский наблюдатель проснулся от своего сна на наблюдательной вышке, смастеренной из бамбуковых стволов. Ясная погода обеспечивала прекрасное наблюдение. Поэтому наблюдатель сразу увидел клубы дыма, измерил дистанцию до них и прокричал координаты по рации. А командующему артиллерией он все время, волнуясь, повторял: – Они сидят на Мон-Шов и Мон-Фиктиф, я могу их точно видеть!
Французы так произвольно обозвали эти две горы. Полковник Пиро, однорукий командующий артиллерией Дьенбьенфу, ветеран многих боев, осматривая горы через стереотрубу, совершенно обескураженный внезапным артиллерийским налетом, отдал приказ открыть ответный огонь по засеченным его наблюдателем огневым позициям противника.