- Праздник? – попытался вспомнить Гастон Жанвилль. Было трудно запомнить все вьетнамские праздники. Что же сегодня? Тэт давно прошел.
- Первое мая! – разъяснил ему командир. Жанвилль взглянул на Кенга. Тот смущенно поднял брови. Он тоже забыл об этом дне, потому что с утра переходил с одного поста на другой.
- Итак, – сказал он теперь и полез в предложенную коробку с конфетами, – отпразднуем Первое мая вот так!
- У вас два часа времени, – объяснил командир.
- Не дольше? А почему?
- Ровно через три часа мы уже будем там. Командир показал на французские баррикады из мешков с песком. Жанвилль понял. Атака.
Когда он заговорил в мегафон, в ответ послышалась стрельба из винтовок. Но огонь был слаб. У французов было все меньше патронов, поэтому им было приказано стрелять только тогда, когда атакующий противник был хорошо виден. Сегодня никто не решился последовать призывам Жанвилля. Он ругался, но тут ничего нельзя было изменить.
Штурмовые части Народной армии за последние недели много раз отрабатывали атаку на находящиеся перед ними позиции. Их тактические методы улучшились. Когда был подан сигнал к штурму, легкие минометы уже успели сильно повредить баррикады противника, а теперь повсюду вынырнули стрелки, взявшие под прицельный обстрел выживших защитников. В это время атакующие группы рванулись вперед. Не прошло даже предсказанного командиром часа, как укрепление 505 пало. Пара небритых грязных типов с впалыми щеками, сцепив руки за головой, отправилась в плен в тыл.
Гастона Жанвилля нельзя было удержать. Кенг едва успел последовать за ним, когда он в ярости прыгнул между мешков с песком, где рядом с разнообразным брошенным оружием лежали погибшие и раненые.
- Вы идиоты! – в бешенстве кричал Жанвилль. – Почему вы не послушались меня? Что, вас нужно сделать калеками, только тогда вы перестанете подыхать ради французских богачей? Вы настоящие идиоты, вот вы кто!
В глазах его были слезы ярости. Внезапно начался дождь, сильный, громкий, с тропической грозой. Удары грома заглушались грохотом боя. Наконец, Кенгу удалось успокоить бушевавшего Гастона. Он натянул плащ-палатку над собой и им, и под нею им удалось закурить.
Когда дождь кончился, штурмовые группы уже двигались по направлению к берегу реки.
- Пошли, – подгонял Кенг Жанвилля, – мы тут одни и нам нельзя здесь оставаться.
Стоило Жанвиллю двинуться, как он поскользнулся. Он стоял на ноге засыпанного землей мертвеца, думая, что это ветка. Теперь ливень смыл грязь с лица мертвого француза. Когда над соседним опорным пунктом, оборонявшимся нервничающими легионерами, взвилась в небо осветительная ракета, и ее белый свет распространился над окрестностями, Жанвилль узнал лицо погибшего. Он наклонился к нему, чтобы удостовериться. Да, это был он. Его имени Гастон не смог вспомнить, но тогда, в Лаосе, когда Жанвилль уже был опытным военным, этот паренек только что прибыл с родины. Хотел воевать против «дикарей». И он вовсе не был глуп, но, тем не менее, оказался готов пожертвовать своей жизнью ради любого безумного приказа. Мечтал о девчонках дома. Все кончилось. Ему двадцать лет, и он лежит втоптанный в грязь Дьенбьенфу. «Mort pour la France» – напечатают родители под его фотографией, «Погиб за Францию». На фото будет красивый, хорошо выбритый голубоглазый парень с короткими светлыми волосами. Не то, что лежит сейчас перед ним.
- Пойдем отсюда, – сказал Жанвилль неподвижно стоявшему рядом Кенгу. – Попробуем добиться большего успеха в другом месте...
ПОСЛЕДНИЙ БУНКЕР
Огонь вьетнамской артиллерии беспрерывно продолжался два дня подряд после первого мая. С регулярными перерывами вьетнамцы быстро вытаскивали орудия из своих казематов, и после выстрела тут же оттягивали назад в безопасное укрытие. Бесчисленные колонны добровольных носильщиков в ходе битвы продолжали доставлять боеприпасы из тыла; двигались грузовики, буйволиные упряжки и велосипеды. Мужчины и женщины даже по цепочке передавали снаряды в окрестности Туан-Гиао.
Все последовали призыву местных партийных комитетов – внести свой вклад в общую победу. Это были не только добровольцы, которые доставляли снаряды, позволившие вести непрерывный огонь по французским позициям. Женщины в горных деревнях из окрашенного в камуфляжную расцветку шелка вражеских парашютов шили маскировочные чехлы для тропических шлемов и кабин грузовиков, мастерили сандалии из автомобильных шин, красили ткани для униформы и заготовляли продукты. Собранный на полях арахис в расплавленном тростниковом сахаре стал любимым лакомством солдат, помогавшим им утолять голод до прибытия транспортов с провизией. Табак упаковывался в кисеты, вместе с рисовой бумагой или кукурузными листьями, чтобы бойцы сами смогли скрутить себе сигарету. Не в последнюю очередь лазареты опирались на помощь крестьян. Старухи и молодые девушки оказывали тысячи мелких услуг, необходимых там ежедневно. Они стирали бинты, делали ватные повязки из хлопка, резали бамбук, используемый для шин.