К концу 1990 года Сорос не испытывал сомнений по поводу того, какая часть его двойственной натуры должна была возобладать. Он хотел быть мыслителем, государственным деятелем, важным общественным деятелем и вовсе не желал быть неоимпериалистом и разрушителем малых валют30. Неизбежно возникал риск, что такие предпочтения могут окрасить его взгляды на инвестиции: в ходе беседы с Дэвидом Ковицем и Родни Джоунзом на встрече в Гонконге Сорос с уверенностью заявил, что времена коротких азиатских продаж миновали, несмотря на то что выпад Махатира против рынков послужил пусковым механизмом для активной распродажи в регионе. Заместители сомневались относительно радужных прогнозов их босса, но
Сорос не был настроен слушать. Однако он не стал бы детально контролировать решения, принимаемые фондом, предпочел бы предоставить это Дракенмиллеру и его команде — его оптимистичное предубеждение было очевидным.
Это предубеждение изжило себя сначала в Индонезии. В преддверии встречи в Гонконге команда Сороса приобрела индонезийских рупий на сумму около 300 миллионов долларов, безосновательно полагая, что переполох в Таиланде распространился на соседей31. Вместо того чтобы повторять ошибки тайцев и защищать курс валюты, который невозможно было поддержать, Индонезия в августе месяце позволила своей валюте упасть на 11 %, и реакция теперь была не за горами. Вслед за визитом Арминьо Фраги и Родни Джоунза в Индонезию в октябре фонд Сороса увеличил ставку рупии до приблизительно 1 миллиарда долларов.
Не все хеджевые фонды придерживались мнения, что это было разумным. Tiger Джулиана Робертсона, который тоже делал ставки на рупии, избавился от своих активов в конце октября. Но команда Сороса следовала технократическому консенсусу, который основывался на том, что снижение курса рупии было лишь временным явлением. МВФ, казалось, верил в то, что Индонезия выкарабкается, и 2 ноября объявил о предоставлении этой стране кредита на 33 миллиарда долларов, предназначенного для того, чтобы центральный банк получил возможность увеличить резервы иностранной валюты, в которых он нуждался для укрепления доверия к своим деньгам. На следующий день рупия благотворно повысилась, и позиция Сороса показала небольшую прибыль.
Вплоть до этого момента оптимизм Сороса на встрече в Гонконге подкреплялся сомнительными доказательствами. Однако уже к середине ноября у команды Сороса и его союзников из МВФ стала уходить почва из под ног. Кредит на 33 миллиарда долларов был предоставлен в обмен на два ключевых действия: Индонезия закроет 16 коррумпированных банков и будет проводить ответственную кредитно-денежную политику. Но окружение президента Сухарто, имевшего плохое состояние здоровья решило сорвать этот план. Коррумпированные банки принадлежали друзьям Сухарто, и поэтому не представлялось возможным их закрыть, а эти друзья объявляли себя несостоятельными должниками по кредитам в центральном банке, что привело к увеличению денежной массы и снизило доверие к рупии. К концу ноября валюта оказалась в состоянии свободного падения, а в начале декабря дела пошли еще хуже. Ходили слухи
о том, что Сухарто серьезно болен, и перспектива возникновения вакуума власти вызвала панику в стране. К 15 декабря курс рупии снизился на 44 % со своего самого высокого показателя в начале ноября, и торговля обошлась Соросу в 400 миллионов долларов.
Странно, что команда Сороса оставалась верной этой валюте. Вследствие кризиса на Уолл-стрит за 10 лет до этих событий Сорос избавлялся от своих позиций, как только дела с ними шли не важно, сводя свои убытки к минимуму. Но на этот раз команда Сороса казалась парализованной, несмотря на четкие сигналы о том, что Индонезия находится в кризисе. 10 декабря Родни Джоунз раздобыл данные из Банка Индонезии, подтверждающие тот факт, что центральный банк печатал деньги, которые выдавались заемщикам, находившимся под контролем друзей Сухарто. Джоунз послал сообщение в штаб-квартиру Сороса в Нью-Йорке, излагая детали «денежного разгула». Но фонд по-прежнему оставался верен своим позициям с рупией.
Почти в то же самое время министр финансов Индонезии Марие Мухамад получил от правительства задание успокоить зарубежных инвесторов. Мухамад годами создавал себе репутацию уважаемого технократа. Теперь его задача состояла в том, чтобы защитить программу реабилитации, в рамках которой печатались деньги, чтобы выплатить их недостойным друзьям из окружения Сухарто. Во время короткого пребывания в Нью-Йорке Мухамад встретился с Соросом и его заместителями в отеле «Плаза», но, несмотря на то что он всячески старался расхваливать перспективы Индонезии, сам он в это не верил.