Сорос, Фрага и Дракенмиллер задавали вопрос за вопросом, но загнанный в угол Мухамад отводил взгляд в сторону, мямлил и давал ряд уклончивых вопросов.
«Боже мой, — воскликнул Дракенмиллер, вернувшись в офис, — не верится, что мы медлим… Не верю ни одному слову из того, что сказал этот человек, — продолжил он. — Мне даже не верится, что он из Индонезии!»32
Группа возвращалась обратно в офис Сороса, продвигаясь по Коламбус-серкл, по тихому центру Манхэттена. Они знали, что попали в ловушку отвратительной торговли, но было так мало желающих купить рупии, что было непонятно, как выйти из этой ситуации33. Пытаясь найти какой-то выход, Дэвид Ковиц посоветовал использовать рупии для приобретения реального товара, как, например, железо, которое со временем можно будет обменять по бартеру.
«Интересная мысль», — мрачно сказал Сорос своим хриплым голосом жителя Центральной Европы. Но никто не воспользовался предложением Ковица, даже когда индонезийское правительство, не успевавшее печатать деньги достаточно быстро, выпустило пластиковые сувенирные банкноты в качестве легальной валюты. Команда Сороса пошла за рупией до конца, в итоге потеряв около 800 миллионов долларов. Доходы от торговли тайским батом были полностью уничтожены34.
Индонезийское фиаско оставило след на имидже фондов Сороса как безжалостных суперхищников. Однако в то же время этот имидж укрепился за счет необычной упущенной возможности.
В СЕРЕДИНЕ НОЯБРЯ 1997 ГОДА РОДНИ ДЖОУНЗ ПОСЕТИЛ Южную Корею. Заехав в местный банк, он обнаружил, что зал заседаний совета директоров словно гирляндами обвешан полными ликования объявлениями о финансировании, которое банк предоставил тайским компаниям. Джоунз знал эти компании, знал, что они обанкротились, и задав вопрос, скольким банкам задолжали тайские заемщики, он узнал, что число таких банков было более пятидесяти. Когда он посетил другие офисы, он понял, что это была лишь верхушка айсберга. Кризис в Таиланде разгромил финансовые компании Южной Кореи, оставляя им «короткие» доллары, которые им, вероятно, было никогда не вернуть. Покопавшись еще немного, Джоунз обнаружил, что центральный банк Южной Кореи выкарабкивался, прикрывая беспорядок, размещая доллары в корейских банках, используя свои валютные резервы. И это открытие было словно гром среди ясного неба: как центральный банк Таиланда пять месяцев ранее, южнокорейский центральный банк вводил рынки в заблуждение. Официально их «боевой запас» валюты исчислялся 57 миллиардами долларов. Но если вычесть из этой суммы то, что было обещано пострадавшим банкам или вложено на рынках срочных сделок, реальная сумма приближалась к 20 миллиардам долларов35.
Джоунз обнаружил, что эквивалент того тайского чемодана было полон призовых денег. За две недели до его визита южнокорейский вон опустился на 4 % по отношению к доллару, и рынок ценных бумаг ослабел. Но никто и представить себе не мог, что центральный банк уже «прожевал» две трети своих резервов и что Корея уже находилась посреди полномасштабного банковского валютного кризиса, такого же, какой Фрага в свое время предсказал в Таиланде. Только месяцем ранее МВФ завершил ежегодную оценку экономического здоровья Южной Кореи и пришел к выводу, что страна была неуязвима перед лицом региональных беспорядков. Но в записке от 17 ноября, направленной в штаб-квартиру Сороса, Джоунз оказался способен доказать, что МВФ полностью заблуждается. Корея находится «в поздней стадии кризиса», предостерегал он. Официальные цифры по долларовым долгам южнокорейских компаний, которым верила общественность, были ниже реальных обязательств на чудовищную сумму 60 миллиардов долларов, и многие из этих долгов должны были быть выплачены в течение ближайших недель. Катастрофический провал был не за горами.
События следующего месяца доказали, что оценки, содержащиеся в записке Джоунза, оказались верными. Через девять
дней после того, как его самолет приземлился в Нью-Йорке, руководитель отдела МВФ по Азии вылетел в Сеул со срочной миссией. Проведя встречу с руководством центрального банка, он обнаружил, что резервы банка уменьшались ежедневно на