Пионером альянсов между благотворительными организациями и хедж-фондами был Дэвид Свенсен из Йельского университета. Это был высокий, худой, аскетичный интеллектуал — «крепко замешанный на Среднем Западе», как говорил о нем один друг, — и помимо всего прочего он был одержим обостренным желанием морального миссионерства. Он рос в Ривер Фолс, Висконсин, и через группу прихожан организовал клуб вторичной переработки отходов; его мать и сестра служили в лютеранской церкви, и его амбиции были направлены на следование прогрессивным политическим традициям штата и избрание в сенат. Но после поступления в Йельскую экономическую докторантуру Свенсен свернул в другую сторону. Он подружился с будущим нобелевским лауреатом Джеймсом Тобином. Он познакомился с выдающейся фирмой на Уолл-стрит — Salomon Brothers, предоставившей ему данные для диссертации. Он приобрел страсть к финансам и ко всей йельской атмосфере.
Когда в 1980 году Свенсен получил докторскую степень, его тут же пригласили на работу в Salomon, и он процветал в конкурентной культуре Уолл-стрит. Он помог составить финансовую историю следующего года, сыграв роль в создании первого валютного свопа, сделки между IBM и World Bank, позволившей технологической компании хеджировать свои финансовые риски швейцарскими франками и немецкими марками. В 1982 году его переманили в Lehman Brothers, предложив пост руководителя нового банковского отдела своп-сделок2. Но в 1985 году, когда его бывшие преподаватели пригласили Свенсена возглавить неблагополучную благотворительную организацию Йеля, он с радостью согласился. Он отказался от бонусов инвестиционно-банковской сферы ради заставленного книгами кабинета в студенческом городке университета, понизив тем самым свою зарплату на 80 %. Годы спустя какой-то поклонник Уолл-стрит заметил, что Свенсен мог бы стать миллиардером, примени он свои таланты к руководству хедж-фондом.
«Что с тобой не так?» — спросил он.
«Должно быть, генетический сбой», — ответил Свенсен3.
Когда Свенсен возглавил благотворительную организацию Йеля, более четырех пятых ее активов были вложены в акции, облигации и валюту США и только одна десятая — в так называемые альтернативные инвестиции, короче говоря, она напоминала любой другой университетский благотворительный фонд. Для молодого человека, вернувшегося из мира инноваций Уоллстрит, это казалось слишком простым. Кроме того, это шло вразрез с исследованием наставника Свенсена, Джеймса Тобина, который способствовал продвижению идеи, что диверсификация портфеля — это бесплатный сыр в мышеловке экономики. В современной финансовой системе, считал Свенсен, диверсификация должна быть чем-то большим, чем простым держанием широкой линейки американских облигаций и акций: такие активы, как иностранная валюта, недвижимость, частный акционерный капитал, нефть, газ и лес, давали возможность иметь прибыль, подобную прибыли с акций, одновременно существенно диверсифицируя риски. Затем существовала еще одна форма активов, особенно занимавшая Свенсена. Он назвал ее «абсолютный доход», и за следующие годы этот термин вошел в инвестиционный лексикон, став синонимом хеджевых фондов.
Моралист в Свенсене не имел никакого желания помогать менеджерам хеджевых фондов зарабатывать состояния. Но экономист внутри него был впечатлен дизайном хеджевых стимулов. Он знал, что чем больше инвестиционный фонд, тем сложнее руководителю фонда добиваться прибылей, поэтому ему не нравились премиальные выплаты, привязанные к объему двигаемого менеджером капитала. Он предпочитал поощрительные премиальные выплаты за деятельность, составлявшие большую часть доходов хедж-фондов. Свенсен отдавал себе отчет в том, что премиальные выплаты только за деятельность сами по себе могут вести к слишком большим рискам: менеджеры хеджевых фондов получали десятую часть с улучшения показателей, но не платили никаких штрафов в случае неудачи. Поэтому он искал менеджеров, хранивших собственные сбережения в хедж-фондах, где они работали, и, к своей радости, нашел таких довольно много. Но что действительно интересовало Свенсена, так это размах и источник прибылей хедж-фондов. Они обещали прибыли, соразмерные капиталу, которые не соотносились с рыночными индексами, предлагая бесплатный сыр диверсификации.