Осознание потенциала хеджевых фондов заняло у Свенсена какое-то время. В 1987 году, два года спустя после принятия Свенсеном обязанностей по управлению благотворительной организацией, ему нанес визит выпускник Йеля, узнавший, что Свенсен будет присутствовать на домашнем футбольном матче. Этот человек рассказал, что владеет небольшим фондом на Западном побережье, и поинтересовался, не захочет ли Йель в него инвестировать? Свенсен и его заместитель Дин Такахаши выслушали речь.
«Мы не заинтересованы, — ответили они просителю, — и никогда не будем».
ПРОСИТЕЛЕМ БЫЛ ТОМ СТЕЙЕР, А ЕГО ХЕДЖ-ФОНД назывался Farallon. Стейер носил светло-рыжие волосы на пробор, лихие баки и выцветшие плетеные браслеты. Он вырос в Нью-Йорке, но впитал атмосферу своего нового дома — Сан-Франциско. Он был полным энтузиазма, забавным и совершенно самодостаточным. Он мог добавить беседе искру, носясь с идеями, как звездный футболист, каким он был в колледже. На вооружении Стейера было еще одно качество, которое позже очень понравится Свенсену — обостренное чувство правильного и неправильного, которое окрашивало все, от его образа жизни до подхода к бизнесу. Много лет спустя после того, как
Стейер превратил Farallon в один из крупнейших в мире хедж-фондов, он все еще ездил на старом авто, летал экономклассом и проявлял полнейшее безразличие к моде4. В его офисе открытой планировки посредине стоял только одинокий стол. Перед сидящим за ним разворачивалась потрясающая панорама Сан-Франциско, вот только Стейер не поднимал жалюзи5.
Стейер основал Farallon в 1985 году, когда Свенсен пришел в Йельский благотворительный фонд. С одной стороны, им двигало желание сбежать с Уолл-стрит к жизни на Западном побережье, с другой — чувство справедливости. Будучи молодым аналитиком в Morgan Stanley, он разочаровался, обнаружив, что советники инвестиционного банка получали свои деньги, даже если ошибались; быть убедительным значило больше, чем быть правым на самом деле, ведь целью было просто брать оплату с клиентов. После стажировки в Стенфордской школе бизнеса Стейер поработал в Goldman Sachs в отделе арбитражных слияний под руководством Роберта Рубина, будущего секретаря министерства финансов. Это понравилось ему больше: Goldman получал оплату в этом бизнесе, только если оказывался прав, хотя распределение доходов среди сотрудников иногда вызывало споры. С точки зрения Стейера, следующим логическим шагом было создание независимого фонда. Он начал карьеру с фирмы, не несущей ответственности за непродуктивное инвестирование. Он перешел в фирму, несущую ответственность коллективно, но эта схема не всегда учитывала индивидуальный вклад в общее дело. Теперь, закладывая независимый фонд, Стейер выходил в открытое плавание, не имея никакого буфера между качеством своих инвестиций и вознаграждением, которое он за них получал.
Стейер арендовал недорогое помещение в центре Сан-Франциско с парой столов — одним для себя, другим для партнера6. Каждое утро в половине шестого он поднимался на лифте в офис, захватив с собой кофе и пончик, готовый анализировать поглощения и слияния с самого открытия торгового дня в Нью-Йорке. Его стиль инвестирования остался тем же, какому он научился в Goldman Sachs. Когда на бирже появлялось предложение поглощения, цена акций целевой компании обычно подтягивалась к цене заявки. Например, если акция торговалась на отметке 30 долларов, а заявка была на отметке в 40 долларов, цена акций могла вырасти до 38 долларов. Это ставило Стейера перед выбором. Если он покупал акции и поглощение совершалось, он мог положить в карман по два доллара с акции; но если предложение поглощения отзывалось, акции падали до прежней цены, то он лишался восьми долларов. Понимание, рискнуть ли восемью долларами, чтобы заработать два, основывалось на особом мастерстве. Вам надо было просчитать, заблокируют ли поглощение антитрестовые правила, поднимется ли волна возмущения акционеров. Нужно было оценить шансы того, что на сцене появится другая сторона, возможно, подняв цену акции выше отметки в 40 долларов.
Стейер страстно погрузился в работу, иногда переходя все границы. Понеся определенные потери в крахе 1987 года, он стал появляться в три утра в сопровождении своей жены, которая переживала за его душевное равновесие7. Но несмотря на удар 1987 года, дела у Стейера шли очень хорошо: специалист по арбитражным сделкам, анализирующий слияния и поглощения за столом в Goldman Sachs может анализировать их так же хорошо и за столом в Сан-Франциско, особенно если он всем своим существом отдается делу. Покупая целевые компании в сделках, которые благополучно совершались, Стейер месяц за месяцем получал прибыль. Одновременно играя на понижение приобретаемых фирм, он хеджировал риск движений общего рынка.