Принимая во внимание рассуждения того времени, можно сказать, что бодрый настрой Ламонта не был удивительным. Финансовые аналитики спорили о том, что положение Италии и Великобритании не поддается сравнению: Италия была самым сумасбродным богатым государством в Европе, тогда как во главе Великобритании стояла партия консерваторов, которая изменила показатели развития экономики в стране. Начиная с августа Банк Англии успешно отражал рыночное давление на фунт стерлингов, а 3 сентября он испытал свое новое оружие против «электронного стада». Поскольку хеджевые фонды атакуют валюты с помощью заемных средств, власти Великобритании заявили, что они берут в долг 10 миллиардов экю (7,25 миллиарда фунтов или 14 миллиардов долларов) с целью расширения своих возможностей для защиты фунта стерлингов. В день, когда было сделано данное заявление, произошел резкий скачок курса фунта; торговцы валютой поверили в то, что теперь в распоряжении правительства было оружие, которое позволит ему бороться со спекулянтами29. Сороса и Дракенмиллера это только развеселило: сумма, взятая в долг Великобританией для покупки фунтов стерлингов, была равна сумме, на которую фонд Quantum пытался эти фунты продать30. Но в начале сентября 1992 года никто, кроме людей, работавших в офисах компании Сороса, не мог предположить, что всего лишь один хеджевый фонд со штатом менее 50 человек мог управлять средствами, сопоставимыми со средствами правительства.
Когда в понедельник 14 сентября рынки открылись, оптимизм Ламонта оправдался. Банк Англии потратил 700 миллионов долларов для поддержки валюты; относительно скромное вмешательство банка, дополненное понижением процентной ставки в Германии, позволило слегка повысить курс фунта стерлингов. Но ни Ламонт, ни его советники не смогли понять, что торги, проводившиеся в понедельник, решили судьбу Великобритании. Небольшое увеличение курса фунта соответствовало планам спекулянтов. Ставки против валют, курс которых поддерживается искусственно, можно было проводить в агрессивной манере, так как в худшем случае курс таких валют мог подняться лишь слегка.
Вполне очевидно, что нападение на фунт началось на следующий день. Министр финансов Испании позвонил Ламонту, чтобы спросить, как обстоят дела.
«Ужасно», — ответил Ламонт31.
В тот вечер он провел встречу с сотрудниками своего министерства и управляющим Банком Англии Робином Ли-Пембертоном. Они договорились о проведении агрессивной поддержки фунта, которая должна была начаться на следующее утро. И если эти действия не принесут положительного результата, они рассмотрят возможность повышения процентных ставок. По окончании встречи Ли-Пембертон сделал заявление для прессы. Гельмут Шлезингер дал интервью Wall Street Journal и немецкой финансовой газете Handelsblatt. Согласно сообщению новостного агентства о словах президента Бундесбанка, он был убежден, что масштабное выравнивание курсов валют Европы было бы предпочтительнее, чем небольшая коррекция лиры.
Ламонт был шокирован. Слова Шлезингера были равносильны требованию о девальвации фунта стерлингов. Публичные заявления, сделанные им после встречи в Бате, уже спровоцировали атаку на лиру. А теперь немцы собирались напасть на Великобританию. Ламонт попросил Ли-Пембертона немедленно позвонить Шлезингеру, не обращая внимания на его замечание о том, что капризный президент Бундесбанка не любит, когда его отрывают от обеда.
Исполнив указание Ламонта, Ли-Пембертон сообщил, что Шлезингер дал то интервью с условием, что он сможет проверить, какие именно из его слов будут цитироваться, но пока не нашел времени это сделать. Ламонт запротестовал и назвал ответ Шлезингера опасно легкомысленным. Его перепечатанные комментарии уже были во всех новостных лентах; на следующий день следовало ожидать реакции трейдеров в Нью-Йорке и Азии. Шлезингеру нужно было быстро дать опровержение. Ли-Пембертон позвонил в Германию еще несколько раз, но безрезультатно. В пресс-службе Бундесбанка ему объяснили, что цитаты Шлезингера не были «авторизованы», поскольку пока что они не прошли одобрение. Шлезингер сказал, что он посмотрит статью и выпустит соответствующее заявление, когда приедет в свой офис утром. Ламонт был вне себя от ярости, но сделать ничего не мог. «Валютный повелитель» Германии не торопился адаптироваться к миру, где торговые операции совершались круглосуточно.