Триумф макротрейдинга доказал (если дальнейшие доказательства еще требовались), что в гипотезе эффективности рынка имелась масса «белых пятен». Если бы на рынках доминировали рациональные инвесторы, которые стремятся к получению максимальной прибыли, принцип эффективности мог бы превалировать. Но если основной движущей силой на рынке являлись игроки, преследующие иные цели, не стоило ожидать применения принципа эффективного ценообразования. Макротрейдинг являлся основным примером данной точки зрения: правительства и центральные банки явно не пытались максимально увеличить прибыль. В разгар кризиса фунта стерлингов Джон Мейджор эффективно купил фунт у Стена Дракенмиллера по абсурдной цене, причем и продавец, и покупатель знали об этом. Мейджор сделал это по причине, не описанной в работах, посвященных финансовому делу: он хотел заставить своих политических соперников разделить с ним ответственность за девальвацию.
Переворот Дракенмиллера также продемонстрировал, что поддержка курсов валют не обеспечивала стабильности в мире глубоких и ликвидных рынков. На протяжении 1950-х и 1960-х годов, система фиксированных валютных курсов была эффективной, поскольку законы ограничивали перемещение капитала через границу, но сегодня эти средства контроля канули в небытие, пришло время, когда правительствам пришлось смириться с ограничением их власти над деньгами. Правительства могли использовать процентные ставки в целях управления стоимостью своей валюты, снижая скачки валютного курса, либо использовать повышение процентных ставок, чтобы управлять темпами развития своей экономики в целях борьбы с экономическими спадами. Попытки изменения размера процентных ставок для управления и курсами валют, и темпами развития экономики посредством введения гибкой поддержки, такой как механизм контроля валютных курсов, могли привести к негативным результатам: контраст между Соединенными Штатами и Европой наглядно демонстрировал это утверждение. Когда в августе администрация Буша безуспешно пыталась повысить курс доллара, не произошло ничего страшного; курс доллара все равно оставался плавающим, поэтому никто не потерпел убытков. Но с поддержкой курса валюты Финляндии, Италии, Великобритании и Швеции все обстояло иначе; фиксация курсов этих валют делала их мишенью для спекулянтов, которые просто не могли упустить своего шанса, таким образом ставя под удар экономики этих государств. Проявляя приверженность к механизму контроля валютных курсов, правительства европейских государств дали обещание, которое они не могли сдержать. Они «консервировали» движение курсов валют до тех пор, пока мощь, превосходящая силу чиновников, не взорвала эту «консервную банку» прямо им в лицо.
Законодатели не сразу усвоили принципы того мира, в котором присутствовали Дракенмиллер и другие макротрейдеры. И как это происходит после каждого финансового кризиса, первым их инстинктом было проведение проверки рынков, а не стремление извлечь уроки из сложившейся неуклюжей ситуации. В данном случае эти механизмы поддержки валютных курсов были опасны. Через неделю после девальвации фунта, когда под давлением оказался французский франк, министр финансов Франции Мишель Сапин, заявил, что вызывающих все эти неприятности трейдеров нужно казнить с помощью гильотины, как во времена Французской революции52. Следующим летом, когда на механизм контроля валютных курсов обрушилась следующая серия ударов, премьер-министр Франции Эдуард Баладур говорил о том, что правительства несут экономическую и моральную ответственность за борьбу со спекулянтами. В Бельгии министр иностранных дел Вилли Клее заявил, что англосаксонские финансисты готовят план раздела Европы54.
Сорос принимал все удары, обрушившиеся на его профессию в характерной для себя манере. С одной стороны, он был беспощаднее любого другого игрока на рынке: в то время как банковские отделы торговых операций были вынуждены жить в мире с чиновниками и таким образом с неохотой вступали в жесткий конфликт с правительствами, Сорос не имел подобных ограничений54. С другой стороны, ум Сороса воспринимал рынки как диких животных, которые постоянно находятся под угрозой ударов и разрушений и постоянно дестабилизируются. Вскоре после девальвации фунта Сорос встретился с председателем Центробанка Франции Жан-Клодом Трише и, испытывая опасения по поводу дестабилизирующего влияния своих торговых операций, сказал ему, что он не собирается атаковать франк55. Вряд ли можно объяснить это заявление самоотверженностью, поскольку специалисты фонда Quantum подсчитали, что франк удержит свои позиции, и компания планировала воспользоваться этим прогнозом ради получения выгоды. Тем не менее инициатива Сороса усилила ту драматичную атмосферу, которая царила после падения фунта стерлингов. Самый великий спекулянт из всех не хотел защищать спекулятивную игру56.