Летом 1861 года, когда армии Севера и Юга столкнулись в Виргинии, Эмануэль покинул Нью-Йорк и ненадолго вернулся в Алабаму. Оживленный город до войны, Монтгомери, первоначальная столица Конфедерации, стал центром военной и политической активности. Журналисты, солдаты, политики и бизнесмены съезжались в город, заполняя салуны, театры и гостиницы. Джефферсон Дэвис, недавно вступивший в должность президента Конфедерации, жил и держал офис в номере-люкс в отеле «Биржа», расположенном через Корт-сквер от магазина Леманов. В феврале того года, после своего избрания, Дэвис поднялся на балкон отеля и хрипло заявил сотням ликующих зрителей, что «если мы должны снова крестить в крови принципы, за которые наши отцы проливали кровь в Революции, мы покажем, что мы не выродившиеся сыновья».
Ни один из Леманов не ушел на войну. Но они вступили в местное ополчение, известное как «Гвардия пожарных», которому было поручено защищать Монтгомери. В муштерских списках рядовыми этого подразделения значатся «Э.» и «М.» Леман в качестве рядовых в этом отряде.
На карту была поставлена судьба Союза. Но, как постепенно стало ясно Эмануэлю, для Леманов еще не все было кончено.
Через несколько дней после нападения войск Конфедерации на форт Самтер в апреле 1861 года президент Линкольн отдал приказ о блокаде южных портов, затягивая петлю вокруг экономики Конфедерации. В ответ Юг ввел эмбарго на экспорт хлопка в Европу — неудачная дипломатическая стратегия, направленная на то, чтобы заставить Великобританию и Францию, основных импортеров южного хлопка, вступить в союз с Конфедерацией. Поначалу поток хлопка сократился до минимума. В то время как мировые рынки испытывали голод по этому товару, цены на него резко возросли; в какой-то момент во время войны хлопок продавался по цене 1,89 доллара за фунт, по сравнению с примерно десятью центами в 1860 году.
Но уже на второй год войны началась активная торговля на черном рынке. Контрабандисты, плавая на легких и быстроходных кораблях, предназначенных для того, чтобы обгонять суда Союза, пробирались через блокаду, их трюмы были полны тюков с хлопком и военными грузами. Риск для экипажа и груза был велик, но так же велик был и потенциал для получения прибыли. Во многих случаях после прибытия в европейский порт груз хлопка перегружался на другой корабль, который направлялся обратно через Атлантику в Нью-Йорк, преодолевая тысячи миль, чтобы отмыть груз от его незаконного происхождения.
Корпоративная история, опубликованная Lehman Brothers в 1950 году в честь столетнего юбилея фирмы, обходит стороной вопрос о том, занимались ли Эмануэль и Майер торговлей хлопком на черном рынке, но значительно более длинная и подробная неопубликованная версия «Семя и дерево» оставляет мало сомнений в том, что они были блокадниками. «Хорошее вознаграждение стимулировало смелость и находчивость», — писал ветеран Лемана Фрэнк Манхейм, напоминая читателям, что «никакая моральная нечисть… не связана с блокадой». Для братьев и других сторонников Конфедерации сорвать экономические санкции Союза было бы не только выгодно, но и патриотично.
Улисс Грант, конечно, смотрел на вещи иначе. В середине декабря 1862 года Грант, недавно получивший звание генерал-майора, издал противоречивый приказ, изгоняющий «евреев, как класс, нарушающий все правила торговли, установленные Министерством финансов», из своей военной юрисдикции, которая простиралась от северного Иллинойса до южного Миссисипи. Известный как Общий приказ № 11, этот потрясающий акт официального антисемитизма — возможно, самый печально известный в истории США — проистекал из убеждения Гранта, что торговля хлопком на черном рынке, которая помогала финансировать военные усилия Конфедерации, осуществлялась «в основном евреями и другими беспринципными торговцами», как писал генерал в одном из писем.
Как иностранцы, с характерным акцентом и одеждой, еврейские разносчики, купцы и сатлеры, которые следовали за армией, продавая войскам различную провизию, были, пожалуй, самым заметным «классом» торговцев в зоне боевых действий, и нет сомнений, что евреи принимали участие в контрабанде. Но и многие христианские бизнесмены тоже. Лишь небольшой процент нелегальных торговцев был на самом деле евреями, но это вряд ли имело значение. В Европе на протяжении веков повторялась ситуация, когда евреи занимались слишком низкими для других граждан профессиями, такими как торговля, сбор налогов и ростовщичество, а затем их еще больше презирали за то, что они занимались этими ремеслами, — евреи несли непропорционально большую ответственность за деятельность черного рынка и наживу. Действительно, как отмечает историк Джонатан Сарна в своей книге «Когда генерал Грант изгнал евреев», «обычные практики военного времени», такие как контрабанда и спекуляция, стали «пагубно отождествляться только с евреями». В тот период сам термин «еврей» стал сокращением для обозначения любого, кто занимался агрессивной или потенциально неблагоприятной меркантильной деятельностью. «В глазах многих американцев (включая некоторых военных), — пишет Сарна, — все торговцы, контрабандисты, сатлеры и спекулянты военного времени были «остроносыми» евреями, независимо от того, были они евреями на самом деле или нет»