Маша не оплошала.
— Тринадцатого октября? Это начало твоей конференции. Разумеется, мы были в театре. Вспомни! Несчастливое число и дебют Риты в «Ромео и Джульетте». Там еще была куча накладок.
— Точно! — обрадовалась я. — И я впервые привела в театр Ники.
Леша цербером стоял за моей спиной и упрямо требовал: «Теперь про следующее число спроси!» — не давая мне погрузиться в сладкие воспоминания. Маша включила компьютер и приступила к проверке. Пожалуй, в Лешиной идее и впрямь что-то есть. Все отмеченные в бандитском списке дни я действительно посещала Мариинку Хотя, правда, не все дни, когда я посещала Мариинку, бандиты сочли достойными упоминания. Некоторые они почему-то проигнорировали, особенно в ноябре и декабре.
— Хорошо, — не унимался строгий Леша, — теперь вспоминайте, что случилось в день, когда у них двадцать девять «б.».
Мы напрягли извилины. Мне это абсолютно не помогло, зато прекрасно подействовало на Машу.
— В этот день ты привела в театр кучу алгебраистов. Совершенно точно!
— Их случайно было не двадцать девять? — уточнил Леша.
Я кивнула:
— Вроде бы. Слушай, ты — гений! А эти «б.» просто-напросто…
— Билеты, — продолжил он. — Только это ничего пока не проясняет. Кто-то записывал, сколько ты купила билетов. Зачем?..
— Не совсем, — возразила я. — Ведь в те дни, когда я водила Ники, билет записан один. А было-то два. Мой и его.
— А в ноябре и декабре, — потребовал отчета Леша, — ты никого не водила?
— Водила, — откликнулась из телефонной трубки увлеченно вслушивающаяся Маша, — в основном японцев. Никиных друзей.
— А числа совпадают?
Я пожала плечами:
— Абсолютно ничего по этому поводу не помню. Они звонили, я водила. Потом нас задержали на входе из-за того, что ввели строгости с билетами для иностранцев. После этого я им уже покупала дорогущие золотые билеты — но не у мафии, конечно, а в кассе. Только числа у меня вылетели из головы.
— И перед каким спектаклем вас задержали? Напрягите память! Кто там танцевал, не было ли замен?
— Была, — сообщила Маша. — Вместо Лопаткиной «Умирающего лебедя» танцевала Ниорадзе.
— Теперь посмотри по фотографиям, какого числа это случилось, — скомандовал в трубку Леша. Маша покорно подчинилась. Вот была б на ее месте Настя, хотела бы я тогда на Лешу посмотреть!
— Пятнадцатого ноября, — отыскала нужный файл моя подруга. — А что?
— Пятнадцать одиннадцать два бэ ш! — просветила ее я. — Так записано у инопланетян. «Ш» — с большой буквы и с восклицательным знаком.
— Значит, ты водила в театр иностранцев? — спросил Леша.
— Да. Математиков. Только я не понимаю, кому какое до этого дело. Зачем это записывать? Если записано и вправду это.
— Вообще-то, если бы это происходило у нас в Эрмитаже, то кое-кто мог бы и записать. У нас к вопросу иностранцев подходят очень строго. Во-первых, для них специальные билеты, а во-вторых, никому, кроме работников Эрмитажа, не разрешается проводить для них экскурсию.
— Да? — поразилась Маша. — А если я привела своего друга и рассказываю ему то, что знаю?
— А это как повезет. Можете нарваться на строгую служительницу, которая воспримет ваш рассказ как экскурсию и попробует запретить. Хотя, разумеется, когда с вами всего один человек, то обычно такого не случается. Вылавливают группы. В конце концов, я считаю, пусть лучше доход от иностранцев получает сам Эрмитаж, чем паразитирующая на нем мафия.
— На Эрмитаже тоже паразитирует мафия? — уточнила я.
— Как и на всем остальном. А в Мариинке с этим как?
— Хорошо, — заявила Маша. — В смысле: плохо. Мафии полно. А что?
— Вот кому могло бы не понравиться, что Катя через их голову водит иностранцев. Второй вариант — администрация театра. Те и другие теряют на этом доход.
— И, чтобы его восполнить, похищают куски моего сизиса, — вставила я. — Это надо быть сумасшедшим!
— Да, не сходится… — кивнул Леша. — Ну ничего. Утро вечера мудренее. Сегодня я уже ни на что не способен.
— Сегодня и так многое объяснилось, — уверила его Маша.
На сей оптимистической ноте мы завершили обсуждение. Надо заметить, что Лешино присутствие весьма прибавило этому обсуждению плодотворности. Зато, увлекшись, мы совершенно забыли о времени. Шел четвертый час утра, отправлять в это время человека на улицу мне показалось жестоким, и я поставила Леше на кухне раскладушку.
— Посторожу твой любимый холодильник, — хмыкнув, заметил он.