Его губы дрогнули в виноватой улыбке; Кэрри прижала к ним палец.
— Все забыто, — пробормотала она, но Уэйн перехватил ее руку и спрятал на своей груди.
— Я должен услышать это, любовь моя. Скажи, что простила меня за то, что я принес тебе столько страданий.
— Я должна простить тебя? — Она не отрывала от него любящего взгляда. — Хорошо, я прощаю тебя.
— Клянусь, что больше никогда не причиню тебе боль. — Его голос был низок от страсти. — Никогда, моя дорогая!
— Я это знаю… О, Уэйн, но мне уже больно! — Ее протестующий возглас не был услышан, так как Уэйн сокрушительно сжал Кэрри в объятиях. Его губы были властными, жесткими; Кэрри задыхалась, когда он наконец отпустил ее.
— Я получу специальное разрешение, и нас поженят прямо сейчас, — заявил он в своей манере плантатора-завоевателя, которая однажды произвела на Кэрри такое устрашающее впечатление. — Ты не возражаешь?
Улыбка тронула ее губы, так как в шутку она представила, что случилось бы, если она ответила «нет, меня это не устраивает». Но так как она всем сердцем была за, то просто покачала головой:
— Совершенно не возражаю.
Его взгляд тоже стал насмешливым.
— Звучит довольно решительно, не так ли?
Она рассмеялась и снова очутилась в его объятиях. Но коварная память голосом Чарльза вдруг напомнила ей, что Уэйн не сможет оставаться верным одной женщине, и, почти охваченная паникой, Кэрри, не думая, проговорила:
— Уэйн, ты совершенно уверен, что хочешь жениться на мне?
— Я полагал, что мы уже покончили с этим. — Было ясно, что он не заметил тени страха в ее голосе. — Конечно, я хочу жениться на тебе. — Он посмотрел на Кэрри; она увидела, как улыбка чуть тронула его губы, когда он добавил: — Ну, поначалу, впрочем, я испытывал некоторое сомнение, стоит ли обзаводиться женой, которая швыряется в меня вазами эпохи Сун. Но потом решил, что смогу себе это позволить.
Краска выступила на щеках Кэрри.
— Ты никогда не простишь меня, — вскричала она, но, так как за этим не последовало никаких комментариев, добавила: — Неужели она стоила так дорого?
— Боюсь, что да.
— О, дорогой, — с раскаянием проговорил она, но тут же упрекнула: — Ты не должен был провоцировать меня.
— Ты права, дорогая, это была моя вина, — с готовностью согласился Уэйн. — И я уверяю, что впредь буду осторожнее и никогда больше не стану тебя провоцировать — по крайней мере, если замечу рядом вазу Сун.
— Здесь не над чем смеяться. Я никогда не смогу забыть об этом.
— Надеюсь, что сможешь, любовь моя. Есть много других вещей, которые, я полагаю, сохранятся в твоей памяти.
Она засмеялась, но тут же снова стала серьезной:
— А нельзя ли отреставрировать эту вазу?
— Я уже отправил ее в Лондон. Она вернется назад точно такой, какой была.
— Неужели? — Она почувствовала огромное облегчение. — Правда?
Уэйн покачал головой.
— Конечно, эксперт тут же обнаружит, что ваза была склеена.
— Так, значит, ее ценность потеряна?
— В большой степени да. Но не надо так сожалеть о ней, дорогая. Есть одно утешение: когда ты бросишь ее в меня в следующий раз, потеря будет уже не так страшна.
— Я больше никогда не стану бросаться в тебя чем бы то ни было, ты же знаешь! — Она опустила голову, но Уэйн приподнял пальцем ее подбородок.
— Я не советую тебе это делать. Так как теперь ты моя жена, — значительно добавил он, — и будешь расплачиваться за подобный вандализм.
Кэрри спрятала лицо у него на груди.
— Как ты все объяснил Авриль? — поинтересовалась она.
— Рассказал ей всю правду.
— Ты сделал это! — воскликнула Кэрри, сначала покраснев, потом похолодев и одновременно припоминая собственное убеждение, что Уэйн попытается обмануть Авриль, выдумав какую-нибудь историю. — О, Уэйн, надеюсь, что не все подробности!
— Я, разумеется, не упомянул о моем презренном предложении, — мрачно ответил тот. — Я просто рассказал ей, что мы поссорились и что ты швырнула в меня злосчастную вазу. Но я добавил, что заслужил это.
Кэрри ничего не сказала, и Уэйн продолжил:
— Авриль догадалась, что я люблю тебя, придя к этому заключению, судя по тому, что на руках поднял тебя по лестнице, и по выражению моего лица, когда я смотрел на тебя, и всему подобному. Между нами произошла… сцена, так бы ты это назвала, и Авриль открыла мне глаза, заставив осознать, что я действительно заслужил все эти оскорбления, которыми ты осыпала меня. Нет, дорогая, не перебивай, тогда я действительно заслуживал их. Еще Авриль сказала, что я слишком носился с ее деньгами и что она настаивает, чтобы я позволил ей потратить их на то, чтобы вернуть тебя и Мишель на Барбадос. Было очевидно, что она не знает о том бизнесе, который, как ты надеялась, она может купить для родителей Мишель. Поэтому я все рассказал ей. И сообщил также, что собираюсь ехать в Англию просить твоей руки, — и, разумеется, она захотела поехать вместе со мной.