Отмеченные изменения имеют двоякое значение. С одной стороны, они содействуют дальнейшему сужению социальной базы империалистического государства, служат дополнительным инструментом, который, в числе прочих, используется монополистическим капиталом для обеспечения своего всеобъемлющего и безраздельного контроля над различными областями общественно-политической и государственной жизни. «Наибольшие ограничения на сферу политики накладывает контроль национальной экономики корпорациями, — признает, оценивая современное положение вещей, американский политолог Дж. Помпер. — Они, а не правительство или избиратели, принимают главные экономические решения»22. Помпер едва бы исказил картину, если бы распространил свою оценку и на политические решения.
С другой стороны, и этот аспект в данном случае представляет особый интерес, развитие политического бизнеса обусловливает непрерывное увеличение политических инвестиций, а значит, и общий прирост денежной массы, задействованной в сфере политики. При этом бросается в глаза резкое увеличение темпов такого прироста в 60—70-е годы — период заметной активизации бизнеса на политике, становления его институционной и правовой базы. В результате объем «политических денег» в сравнительно короткие исторические сроки увеличился многократно. А это, в свою очередь, содействовало общему возрастанию значения денег в политической и государственной жизни буржуазных стран, порождая связанные с этим серьезные политические и социальные проблемы.
В числе последних — нарастающая гонка вооружений. Слияние интересов военно-промышленного комплекса и государственной администрации приводит к активной милитаризации экономической жизни, что, в свою очередь, обусловливает неравномерность развития отдельных отраслей промышленного производства, порождает хронические бюджетные дефициты, приводящие к росту государственного долга, усилению инфляции и безработицы, то есть дестабилизирует экономику стран капиталистического мира в целом, подхлестывая и углубляя циклические кризисные спады, осложняя и затягивая периоды выхода из очередных кризисов. Наглядным тому подтверждением может служить, в частности, современное состояние экономики США.
Прямым следствием роста военных расходов в Соединенных Штатах явилось небывалое увеличение дефицита федерального бюджета: в 1982 году он достиг 97 млрд. долл., в 1983-м— 160 млрд. долл., а на 1984 финансовый год предсказывается уже рекордная цифра — почти 200 млрд. долл. Одновременно значительно возрос общий размер государственного долга США: весной 1984 года он вышел за критическую отметку в 1 триллион 490 млрд. долл., в связи с чем конгрессу пришлось срочно санкционировать повышение его допустимого «потолка» еще на 30 млрд. долл. Представление о такой сумме может дать броское сравнение Р. Рейгана, использованное им в свое время при критике итогов деятельности администрации Дж. Картера: если сложить государственный долг страны в виде стопы 1000-долларовых банкнот, то вырастет гора высотой свыше 107 км (тогда, правда, долг еще только приближался к 1 триллиону долл.).
Другими словами, все, что сегодня создается и потребляется в США, обеспечивается за счет кредитов, которые придется впоследствии выплачивать (а выплата одних лишь процентов по кредитам сегодня уже составляет сумму около 110 млрд. долл.). Подобное положение, по мнению самих же авторитетных американских экономистов, не может не оказывать разрушающего воздействия на экономику, что в конечном счете неизбежно отразится на устойчивости доллара, вызвав серьезные потрясения всей валютно-финансовой и экономической системы капиталистического мира.
Кроме того, прямым следствием нарастающей активности военно-промышленного комплекса в политической жизни является усиление наступления на гражданские права и свободы, ограничение деятельности профсоюзов, эрозия института личных прав и свобод, подрыв и фальсификация традиционных институтов представительной демократии. Обращая внимание на данный аспект проблемы, известный американский журналист Р. Даггер в книге «О Рейгане — человеке и президенте»23 прямо, например, констатирует, что «ни один из президентов так открыто не объявлял о своем союзе с монополиями»24. А все более откровенная ставка на силу лишь углубляет кризис социально-политической надстройки капитализма, приводит к усилению неустойчивости буржуазных институтов власти в целом.
Отмечая известную интернационализацию последствий активного использования денег в политической сфере, их воздействие на внешнюю политику капиталистических стран, следует иметь в виду следующее. Во-первых, перенесение реакционной практики внутри страны на международную арену, осуществляемое, в частности в США, навязывание миру «маккартизма» в международных масштабах. При этом дело не ограничивается просто провозглашением «крестовых походов» против коммунизма, развязыванием психологической войны против СССР, других стран социалистического содружества, оно доходит до прямых жандармских акций, откровенной физической расправы с теми, кто не подчиняется диктату монополий. Достаточно вспомнить об английской агрессии против Фолклендских (Мальвинских) островов, американском вторжении на Гренаду, действиях израильской военщины против Ливана, об использовании в Ливане американских морских пехотинцев, о подрывных действиях ЦРУ в странах Центральной Америки, об угрозе прямого вторжения американской военщины в Никарагуа и т. д.