— Это… Ой, не надо! — Пётр Брониславович вспомнил, что это за книжка такая, и попытался отнять.
Но было поздно.
— «Лирика поэта Антона Мыльченко»… Гм… То есть? — директор повертел книжечку в руках. — Позвольте полюбопытствовать?
— Да, да… — Пётр Брониславович вздохнул и ещё ниже опустил голову.
Директор развернул книжку на первой странице:
— «Стихи на случай обиды от жестоких людей». Так-так…
Это что ж это такое? Это у вас в классе сочиняют? Под вашим руководством?
Пётр Брониславович не знал, что ответить. Он лишь пожал плечами. «Что же за враги у мозгов Мыльченко? — подумал он. — Может, его по голове бьют? Надо бы проверить…»
— Да, трудные дети у вас, Пётр Брониславович, ох, сложный класс… Михаил Афанасьевич с явным интересом листал затрёпанный сборник. — Так, а это что такое? Смотрите-ка, «Стихи про взаимную любовь»:
— Кто — снегирёк? — Пётр Брониславович понял в этом стихотворении гораздо меньше, чем в предыдущем. — Чего это он клювик об ларёк точит?
— Это я у вас хотел спросить. Что вас тут так привлекает, что вы постоянно с собой этот «сборник» носите?
Пётр Брониславович не мог объяснить директору, что книжицу Антоши Мыльченко он просто забыл выложить, и так в кармане и проносил, ни разу больше не открыв после того случая, когда натолкнулся на предсмертные любовные стихи.
Директор покачал головой, приподнялся на цыпочки и похлопал Петра Брониславовича по плечу.
— Ох, Пётр вы, Пётр… — вздохнул он. — Нате вашу книжку. Я бы посоветовал вам больше бывать на свежем воздухе и почаще читать педагогическую литературу.
Пётр Брониславович кивнул в знак согласия, вышел из кабинета директора и закрылся в своей каптерке возле спортивного зала. Предстояло ещё одно «окно», Пётр Брониславович открыл сборник сочинений Антона Мыльченко и погрузился в чтение.
Урок географии всё-таки состоялся. Правда, шёл он минут десять. Но в гробовой тишине. Присмиревший Сырник сидел на обычном ученическом стуле, который ему подставили добрые дети, убрав и меловой стульчик, и пыточный с кнопками-гвоздиками. Сергей Никитич очень боялся. Но никто его больше не трогал. Косясь на скелет и транспаранты, он успел кого-то спросить, закрыть одну двойку тройкой. И собрался рассказывать новый материал, но звонок с урока избавил его от новых мучений.
Едва дети покинули кабинет, он бросился удалять оттуда все объекты восстания. Но мел плохо сходил с чёрных штор, так что следующий класс видел и скелета, и надпись «Сыр-вампир». Поэтому позор Сергея Никитича продолжался. Следующий класс тоже не боялся двоек, смеялся и не слушался…
С этого дня учитель географии решил больше не связываться с этим ужасным седьмым «В». Много шуток проделывали с ним ученики разных классов, поэтому плавленые сырки, мел и кнопки на стуле и не пугали его так сильно, как акция протеста. «Когда мы едины — мы непобедимы» — сообщили ему ученики седьмого «В» на прощанье. И Сергей Никитич запомнил это. Поэтому отныне он решил с двойками поступать очень осторожно…
А в седьмом «В» обстановка осталась непонятной. Никто не знал, как относиться теперь к новенькой, придумавшей операцию по защите от Сырника. Плохая она или хорошая… Но на всякий случай общались с Ариной Балованцевой редко. Да и она сама по-прежнему не настаивала на тесной дружбе ни с кем.
Глава IX
Когда появляются первые подозрения
Во время операции «Сыр-вампир» Арина Балованцева, ни на час не забывающая о своём выслеживании вора, бегала с торчащими из кармана деньгами. Подманивала вора, собираясь схватить его за руку. И не уследила то ли деньги у неё просто выпали, то ли их всё-таки утащили. Не было их во всяком случае точно.
«Эх, да сколько же это может продолжаться!» — расстроилась Арина. Но не сильно. Потому что сегодня она видела и кое-что ещё — некоторое подозрительное копание возле сумки того, кому эта сумка вовсе не принадлежала…. Наконец-то у неё появилась версия по поводу того, кто же этот воришка.
Не было предела Арининому удивлению, когда она увидела, кто же этот человек. Вот уж на кого бы она никогда не подумала!.. Но пока Арина не готова была предъявить точных доказательств, их нужно было собрать побольше. И убедительных. Ведь и версия её могла оказаться ложной. Вот тогда-то точно стыда не оберёшься. И останется одно — руки в ноги и бежать в изгнание. То есть в другую, самую далёкую школу.