Пётр Брониславович присел возле него.
— Антоша, — спросил он тревожным голосом, — у тебя всё нормально? Как ты себя чувствуешь? Тебя никто не обижает?
Антон вздохнул. Силы возвращались к нему.
— Ну, не молчи. Обижают?
— Меня обижает жизнь. — вздохнул он.
— В смысле? По голове бьют?
— По голове нет. Но образно — да.
— Ты не темни. — насторожился Пётр Брониславович. — В смысле как образно? Бьют или не бьют?
Антон завозился на полу.
— Образно — это в смысле любовь.
— Любовь! — Пётр Брониславович фыркнул. — Что ещё за любовь? И стихи поэтому?
— Да, да… Я влюблён. Не скажу в кого. Скорбно и безответно. Про это все мои стихи… Их много. И на рассказы я уже вдохновлён.
— Так. — Пётр Брониславович поднялся на ноги. — Читал я твои стихи.
— Ой, правда? Из моего сборника? — Антоша тут же вскочил. — Вам понравилось? Помогли?
— Что — «помогли»? Ты мне своими стихами… — но тут Пётр Брониславович понял, что нечего ему ребёнка вводить в курс его личных проблем. — Короче, бросай это гнилое занятие. Учись лучше хорошо.
— Поэзия — не гнилое занятие! — тоненьким голосом вскрикнул Антон Мыльченко и гордо выпрямился. — Нет, нет и нет! Не брошу.
К этой паре уже весь класс с интересом присматривался. Все старались понять, о чём идёт речь, а потому подходили всё ближе и ближе.
— Эх, Мыльченко, что ж тебя в гуманитарный класс не взяли? — вздохнул Пётр Брониславович. — Там поэзии, наверно, море, как раз самое тебе место. Сочинял бы там стихи на радость учителям… А то вот мучайся я теперь с тобой.
— А его учительница литературы отбраковала. — тут же встряла в разговор Даша Спиридонова, которая подобралась к ним ближе всех и настроилась подслушивать. — Сказала, что только через её труп он к ней в гуманитарный класс попадет.
— Подслушивать нехорошо, Спиридонова, — заметил строго Пётр Брониславович, — а ну-ка, давай четыре круга по залу приставным шагом! Руки на пояс! Вперёд!
Даша поскакала с обиженным лицом, а все остальные тут же изобразили, что очень заняты: кто сразу мячом сосредоточенно об пол застучал, кто шнурки бросился завязывать. И никому, конечно, не интересно было, о чём это Пётр Брониславович так задушевно с Гуманоидом беседует.
— Ох, тяжело тебе, наверно, Антошка! — покачал головой Пётр Брониславович. — И всё равно. Любовь отставить, даже поэтическую. Мал ещё. И стихи. Тем более предсмертные. Поэзию читать только по программе. А прежде чем всякие глупости рифмовать про ларёк…
Тут Антон его перебил:
— Нет, Пётр Брониславович, я так не буду! Ну что я могу поделать, если поэзия из меня выходит и на все темы жизненного пути распространяется?!
— Спортом занимайся. — твёрдо заявил Пётр Брониславович. — Пока не научишься три раза на турнике подтягиваться, так и знай, не поставлю тебе положительную оценку в этой четверти. А все предыдущие твои трояки аннулирую по согласованию с директором. Я злой. Работай. Попроси вон Рындина, он тебя обучит. Видел, сколько он раз подтягивается?
— Ага…
— Вот. Равнение на него. Стыдно, стыдно перед девочками должно быть, что ты как сосиска на турнике без толку мотаешься!
С этими словами Пётр Брониславович отошёл от Мыльченко. А Антоша потрусил к Вите Рындину проситься в ученики по подтягиванию. Потому что знал, что Пётр Брониславович любит, чтобы его команды исполняли немедленно.
Глава ХII
Подвопрос второго вопроса, связанный с первым вопросом
Пётр Брониславович чувствовал, что ни часа не может прожить без Галины Гавриловны. Они вновь встречались с ней в парке, пили коктейли в «Музыкальной кошке», долго гуляли по центральным улицам. Но сделать предложение Пётр Брониславович снова так и не решился. И дело, как он понял, было вовсе не в стихах Мыльченко, которые так некстати приходили ему на память. Все проблемы были в его собственной голове.
«Вдруг она откажет мне? — не переставал думать Пётр Брониславович. Это тебе, брат, не танец на детской дискотеке. Тут отказали — и насовсем. Или вдруг в моей квартире жить Галиночке не захочется? А у неё дома мама, потенциальная тёща. Как мы все там будем? Или не надо мне этого совсем? Как бы это узнать, как узнать? И спросить-то не у кого.»
И снова, как показалось Петру Брониславовичу, удача подвернулась ему. Оставалось только перехватить её. Тем более, что накануне будущего сегодняшнего свидания он приобрёл для Галины Гавриловны замечательный подарок — золотой перстенёк с маленьким изумрудом. И собирался подарить его… Но нужно было собраться с духом.