— Познакомиться с вами — большая удача, лейтенант Диас, — сообщила я.
— Да что ты! И почему же? — спросил он, клюнув на наживку.
— Раз идиот сделал в полиции такую головокружительную карьеру, значит, можем надеяться и мы, младшие агенты.
— Тебя не повысят, Меркадо, скажи спасибо, что не раздаешь штрафные квитанции за неправильную парковку и не потеешь с другими девчонками в машинописном бюро, — быстро вмешался Гектор.
— Машинописное бюро? Сразу видно, вы, старина, отстали от жизни. По-моему, от машинописного бюро в отделении избавились еще лет десять назад, — откликнулась я, хотя в принципе была с Гектором согласна. У нас в НРП, Народной революционной полиции, мне не продвинуться. Он это знает, я это знаю, даже дельцы, финансирующие восходящих звезд, это знают. Набитые долларами конверты мне на порог никто не кладет — не потому, что я выше коррупции, просто не настолько я важная фигура, чтобы меня вовлекали в коррупционные сделки.
— Машинистки, по крайней мере, свое место знали, — проворчал Гектор.
— Да уж, где угодно, только не под вами, — заметила я.
В наушнике раздалось недовольное хрюканье: Гектор пытался подавить смех.
Парень-попрошайка смотрел на меня темными глазищами и молчал. Какая потрясающая идея — прикинуться немым! Может, у него рак, да что угодно — никто не станет приставать с вопросами. Дала ему несколько песо и велела убираться. Деньги он взял, но отошел всего на несколько метров, глядя на меня с беспредельной грустью. Да, хороший мальчик. Проверила: часы были на месте, на запястье.
Через минуту снова раздался голос Гектора, настроение у него явно улучшилось.
— Ну что там тебя держит? Давай, другие дела ждут, — поторопил он.
— Хорошо-хорошо. Ждала, пока он освободится, но, если хотите, подзову его.
— Да, так и сделай. Сейчас же.
— Вы ведь от него признание получить хотите?
— Что угодно. Хоть что-нибудь. Придется некоторое время работать по новой директиве, пока не придет другая.
Эта новая директива прямо из кабинета президента запрещала (скорее всего, временно) понуждать подозреваемых к признанию. Теперь нам предстояло собирать улики и арестовывать людей на современный лад. Меньше чем через год в США должны были состояться выборы, нынешним нашим властям хотелось бы, чтобы со стороны казалось, будто у нас тут переходный период, будто мы готовы воспользоваться открывшимися возможностями.
Потому-то я и сидела здесь, к такому заданию я стремилась с тех пор, как стала детективом.
— Хорошо. Посмотрю, что можно сделать, — согласилась я.
Осмотрелась, увидела его: он обслуживал столик у фонтана. Две женщины, по виду менеджеры среднего звена из Квебека; такие дамочки должны были дать ему чаевых, наверно, процентов на пятнадцать от стоимости заказа. Ресторан этот служил немаловажным источником дохода для Гаваны, здесь оставляли деньги поклонники Хемингуэя, останавливавшиеся в «Амбос». Народ, послушный велениям моды, и молодежь ходили подальше, в «Кафе О’Райли», но старшее поколение умело оценить хороший коктейль и немного старомодную кухню. Здесь бывали практически одни туристы.
— Так, Гектор, попробую. Телефон не выключаю. Если дело примет нежелательный оборот, рассчитываю на вас и Санчо Панса. — Не дожидаясь дальнейших инструкций и вопроса Диаса, не по поводу ли его веса я отпустила шутку, я сняла наушник и оттолкнула от себя телефон, который продолжал работать в режиме передачи.
Диас и Гектор все записывали, так что если наш подозреваемый произнесет что-то важное, слова его окажутся у нас на пленке. Он продолжал суетиться вокруг двух иностранок, уламывал их заказать самое дорогое в меню вино. Но вот заказ наконец был принят, я поймала его взгляд.
Он отплыл от их столика и остановился рядом со мной.
— Да, мадам, — произнес он по-английски.
По одежде меня можно было принять за иностранку. Белая блузка, клетчатая юбка, туфли, открытые с одной стороны стопы, ожерелье из искусственного жемчуга. Губы накрашены, на веках — тени, волосы хоть и короткие, но мне сделали челку. Считалось, что так должна выглядеть канадская деловая женщина.
Стоило ему заговорить, я вдруг поняла, что не намерена ни флиртовать с ним, чтобы выудить информацию, ни притворяться подвыпившей… Теперь это казалось мне пошлым и бессмысленным.
— Да, мадам, — повторил он.
Я смотрела на него. Совсем молод. В заявлении о приеме на работу он указал возраст — двадцать четыре года, но, по-моему, на деле был года на два младше. Худой, красивый; вероятно, работая официантом, он пытался обзавестись полезными связями.