— Не знала только мать.
— Но он считает тебя священником!
— Это из-за дяди Тибора. Дядя сказал матери, что я рукоположен.
— Он соврал ради тебя?
— Все было не так просто…
— Подожди. Сначала ты вернулся из Лос-Анджелеса…
— Это был безрадостный этап моей жизни, — признался Терри. — Я снова взялся помогать отцу. Я пил тогда… больше, чем обычно. У меня не было денег. Не было цели. Как-то вечером я сидел в «Лили» и слушал джаз — кажется, это были «Зомби Серверс», когда туда вошли братья Пиджонни.
— Твои закадычные друзья.
— Не скажу, чтобы мы так уж дружили. Вместе играли в школьной футбольной команде. Иногда даже дрались — они донимали Фрэна из-за его имени.
— В ресторане мне пришло в голову, что это имя должен был носить ты, — ввернула Дебби. — Я говорила, что ты мне напоминаешь святого Франциска?
— Ты хочешь сказать, что представляешь его таким, как я? Если бы меня назвали Фрэнсисом, я бы уже умер или стал инвалидом, потому что драться пришлось бы постоянно. Знаешь, что самое плохое в кулачном бою? Очень долго потом заживают руки.
— Значит, покончив с сигаретным бизнесом, ты уехал в Руанду с тридцатью тысячами или более того, — подвела итог Дебби.
— Ты хочешь знать, остались ли у меня эти деньги?
— В основном это интересовало Джонни. Я бы не хотела задолжать ему даже десять штук, не имея чем расплатиться.
— Я поговорю с Джонни. Не стоит тебе беспокоиться.
Она усомнилась про себя, что это будет так легко, и решила пойти дальше.
— Вернемся к дяде Тибору. Он сказал твоей матери, что ты стал священником…
— Знаешь, зачем я поехал туда? Не только потому, что никому в голову не пришло бы искать меня там. Я был очень привязан к Тибору. Я знал его с детства, он подолгу жил у нас. Мне хотелось чем-нибудь ему помочь: покрасить дом, подстричь газон, сделать что-то приятное. Но когда я приехал, он сказал: «Мне не нужен маляр. Или ты будешь служить мессу, или ты мне здесь ни к чему».
— Твоя мать сказала ему, что ты учился в семинарии, — догадалась Дебби.
— Да, и я не стал его разуверять. Ведь я с детства хорошо был знаком с литургией.
— Хотя и не силен в теологии.
— Какой от нее прок? Большинство людей там говорит только на киньяруанда, и очень мало кто немного знает французский. Тибор готов был немедленно рукоположить меня. У этого восьмидесятилетнего старика было больное сердце, он перенес несколько инфарктов и предчувствовал, что ему недолго осталось. Он сказал, что поговорит со знакомым епископом, чтобы меня посвятили в духовный сан. Я подумал, даже если епископ и произнесет надо мной положенные слова, это все же не сделает меня настоящим священником. Если я сам не пожелаю им стать. Ты понимаешь? Это будет только для проформы. Хотя все и станут считать меня священником.
— Вот еще одна область неопределенности!
— Но прежде чем это было устроено, с Тибором случился сердечный приступ, и я повез его в Кигали, в столицу. Я ему сказал: «Дядя Тибор, на всякий случай, может быть, вы напишете Маргарите, это моя мать, пока вы в состоянии, и сообщите ей, что я наконец-то священник. Это известие из ваших рук сделает ее счастливее. Напишите письмо, а я его отправлю сразу, как только меня посвятят».
— И он написал письмо, — догадалась Дебби.
— Да.
— И умер.
— Не сразу.
— Но письмо ты отправил сразу.
— Чтобы оно не затерялось.
— Ты поехал в Руанду и прожил там пять лет, чтобы отделаться от матери, — подвела итог Дебби.
— Я остался там не из-за нее.
Дебби открыла шкафчик и достала коробку печенья.
— Знаешь, на что это похоже? Ты ждал, пока она умрет, чтобы вернуться домой.
— Я не думал об этом.
Она вынула из холодильника сыр.
— Ты вернулся, но на похороны опоздал.
— Мне нужно было кое-что сделать перед отъездом.
Дебби положила нож рядом с сыром.
— Пять лет в африканской деревне…
— Фрэну требовалось время, чтобы обработать прокурора.
— Понимаю, но Руанда! Разве ты не мог поехать куда-то еще? Например, на юг Франции.
— Я там бывал, — сказал Терри. — Фрэну понравилось, что я занял место дяди Тибора. Семейная традиция и все такое. И еще больше это понравилось прокурору.
— Ты сказал, что выслушивал исповеди, — вспомнила Дебби, протягивая ему крекер с сыром. — Это правда?
— Один раз в неделю, — ответил он, откусывая кусочек.
— Неужели?
— Тебе рассказывают о грехах, ты велишь им не забывать о Боге и больше так не делать. И накладываешь епитимью.