– Вам сейчас нельзя, сначала пройдёте обследование, – категорично отвечает врач. – В капельнице все необходимые минералы и витамины есть. Этого пока достаточно.
– Док, я сейчас буду одеяло грызть, – равнодушно сообщаю доктору. – Есть хочется так, что челюсти сводит.
Врач откидывает одеяло и внимательно осматривает шрам. Его пальцы касаются груди.
– Больно?
– Нет, – равнодушно отвечаю я.
– А здесь? – Пальцы смещаются и давят чуть сильнее.
– Ничего. Никакого дискомфорта. – Я с интересом наблюдаю за перемещениями руки.
– Это черт знает что, поверить не могу, – ошеломленно бормочет Валерий Петрович.
– Согласен, – поддерживаю врача. – Между прочим, наволочка невкусная, а кусочки нитей будут застревать в зубах. Мне можно начинать её есть или вы что-то придумаете?
– Ладно, – вздыхает доктор, – Лена вам манную кашу из столовой принесет. Там она должна быть.
– Чего-то посущественнее нельзя?
– Нельзя. – Валерий Петрович суров и непреклонен. – Или манка, или ничего. Выбирайте.
– Несите уже свою манку. – Я обессилено закрываю глаза и откидываюсь на подушку. – Изверги.
Док удалился, попросив меня не напрягаться и во всем слушаться медсестру. А потом Лена принесла манку. Каша оказалась с комками и с сероватым оттенком. Но мне было уже всё равно.
Я послушно открывал рот, а девушка аккуратно ложечкой заливала туда манку, не забывая промокать мои губы чистой влажной тряпочкой. Расстегнутый на две верхних пуговички халатик позволял оценить внушительный бюст медсестрички. Я с интересом рассматривал колышущиеся передо мною два упругих молочных полушария, чувствуя себя турецким султаном в спальне любимой наложницы. Чтобы шоу ни на минуту не останавливалось, быстро проглатывал очередные порции каши, скользящие комками по пищеводу, и опять открывал рот, стреляя глазами в вырез кофточки Лены.
Медсестра поймала мой жадный взгляд, испуганно отшатнулась, поставила почти пустую тарелку с кашей на тумбочку и запахнула халатик до горла.
– Манку доедать будем? – сухо спросила девушка.
Я удрученно помотал головой, продолжая пожирать взглядом аппетитную грудь, рельефно обтянутую халатиком.
– Больной, вам нельзя так перенапрягаться. – В голосе медсестрички звучат иронические нотки.
– У вас такие выдающиеся… э-э-э… достоинства, что любой мужчина перенапряжётся.
Девушка хмыкает, гордо вздергивает носик и удаляется, прихватив пустую тарелку.
Откидываюсь на подушку, прикрыв глаза. Что-то не то со мною происходит. Вроде никогда таким озабоченным не был и девчонок так явно не клеил. Может, вторая личность на характер влияет?
А пока с любопытством разглядываю палату. Белые стены с тонкими линиями разветвляющихся трещинок, грязно-голубые стены. В палате ещё три широкие реанимационные кровати с подвешенными на цепях крюками-рукоятями сверху, чтобы больной мог принять сидячее положение, ухватившись за них.
Внимательно оглядел себя. Болезненно худое тело, тонкие, но жилистые руки, татуировка на груди с оскаленной мордой быка, на указательном пальце выколот синий перстень с белым крестом, а на среднем – с чёрным квадратом.
Захотелось нецензурно выругаться. Мастер вселил меня в тело отпетого уголовника. А если он ещё и наркоман? Эта мысль заставила меня похолодеть. Внимательно осмотрел руки. Вены чистые, «дорог» нет. Облегченно выдохнул.
Думать ни о чём не хотелось. Было ощущение сильной усталости. Сомкнул веки и моментально вырубился.
На следующий день меня перевели из реанимации в обычную палату. Я даже сам ходить мог, тяжело, еле передвигая ногами и задыхаясь при каждом шаге, но мог. Гордо отказался от утки и добрался до туалета с помощью медсестры Наташи, поддерживающей меня за локоть.
В палате меня никто не беспокоил. Один больной, пожилой колхозник, в этот день выписался. К другому, молодому парню, получившему производственную травму руки, пришла девушка, и парочка пошла подышать свежим воздухом в сквере, примыкающем к больнице.
А потом ко мне пришел первый посетитель.
Когда я отдыхал после похода в уборную, дверь резко распахнулась. На пороге стоял мужчина лет тридцати.
– Елизаров Михаил Алексеевич? – уточнил он.
– Наверное, – лениво ответил я, с интересом осматривая гостя. Серый безликий костюм, советские чёрные туфли, похожие на гробы, белая рубашка с расстёгнутым воротником. И тяжёлый цепкий взгляд, выдающий принадлежность гостя к органам правопорядка.