Деньги

Анатолий Софронов Деньги Драма в четырех действиях

Действующие лица

Шарабай Прасковья Филипповна —

65 лет.

Шарабай Василий Степанович —

ее сын, рыбак, 42 лет.

Галина Поликарповна —

его жена, 38 лет.

Гордеева Александра Степановна —

дочь Прасковьи Филипповны, 33 лет.

Шарабай Семен Степанович —

моторист МРС, сын Прасковьи Филипповны, 26 лет.

Ольга —

его жена, трактористка, 23 лет.

Вербин Кузьма Федорович —

ее дед, 68 лет.

Татарников Андрей Николаевич —

председатель колхоза, 55 лет.

Беркут Сергей Иванович —

районный инспектор по охране рыбных запасов, 35 лет.

Крупеня Маркел Дмитриевич —

сторож, 65 лет.

Мария Самсоновна —

его жена, 62 лет.

Штепа Павел Петрович —

рыбак, 45 лет.

Линев Степан Ефимович —

рыбак, 35 лет.

Дарья —

санитарка родильного дома, 30 лет.

Калабухов Антон Афанасьевич

50 лет

Гречкин Федор Николаевич

48 лет

Вдовин Тихон Анисимович

шофер, 40 лет

- работники облпотребсоюза.

Капитан сейнера.

Охранник.

Действие происходит в Приазовье.

Действие первое

Двор дома Шарабаев. Дом покрашен в светло-синюю краску с белыми обводами и бело-голубыми ставнями. Двор огорожен светло-синим частоколом, острия которого выкрашены белой краской. Частокол оплетен легкой рыбачьей сетью. Виден кусок железной крыши зеленого цвета. Во двор выходит небольшое крыльцо, укрытое густым диким виноградом. В глубине двора — аккуратный стог сена, также прикрытый старой рыбачьей сетью. На веревках чуть в стороне вялится рыбец. На стене дома висят две сетки с луком. В палисаднике — несколько тронутых желтизной кленов, они закрывают двор от любопытных взглядов с улицы. Несколько не сорванных еще подсолнухов стоят возле дома. В глубине двора, справа, — летняя печка. Напротив дома на высоких кольях — плотная крыша из дикого винограда, под ней покрытый клеенкой стол. За столом сидят Василий Шарабай, Штепа, Александра, с двух сторон которой подвыпившие гости — полный лысый Калабухов и маленький, худенький Гречкин. Как-то особняком сидит шофер Вдовин. На столе — стопки, бутылки водки, в тарелках горками помидоры, огурцы, яйца. Перед столом на табурете стоит патефон. Крутится пластинка, по двору разносится ария Мефистофеля из оперы Гуно «Фауст». Все несколько подчеркнуто внимательно слушают. Пластинка кончилась. Шарабай небрежно скинул мембрану.

Калабухов (он подвыпил больше других). Вот, бродяга, поет! Голосище! (Пытается копировать, смотря в глаза Александре.) «Люди гибнут за металл... Люди гибнут за металл...». Здорово!

Гречкин. Тебе бы в оперу пойти, Антон Афанасьевич.

Калабухов. А что, Александра Степановна, не гожусь?

Александра. Насчет оперы я необразованная, Антон Афанасьевич... А вот ежели в дьяконы подались бы, — может, что и вышло.

Калабухов (смеется). В дьяконы? Ох-хо-хо... Как думаешь, Федор Николаевич?

Гречкин. Пожалуй, подойдешь... Только подрясник подобрать.

Из дома с тарелкой в руках выходит Прасковья Филипповна.

Калабухов. Сошьют православные... Извините, Прасковья Филипповна, шутки.

Прасковья Филипповна (садясь за стол). Понимаю, шутки... Бывали раньше голоса... В приходе нашем дьякон Аристарх был, запоет — душа переполняется, в воздухе колебание, свечи гаснут.

Калабухов. Да ну?!

Прасковья Филипповна. Да-а... Сходственны вы с ним, Антон Афанасьевич, — тоже водочкой баловался без меры, так и усоп...

Калабухов (на мгновение отрезвев). Усоп?

Прасковья Филипповна. Преставился, царствие ему небесное... С тех пор нет такого великолепия в приходе.

Александра (Калабухову), Вот вам и резон выходит — заместить дьяконово место.

Калабухов (положив ей руку на плечо). Я человек светский, Александра Степановна.

Александра. А я верующая. (Скидывает руку Калабухова.)

Шарабай. И чтой-то вы, мамаша, дьякона приплели, не понимаю?

Прасковья Филипповна (Калабухову). Чи вы обиделись?

Калабухов. Прасковья Филипповна, мы шутки понимаем... У вас истинное получаем удовольствие... Душой отходишь от всяких дел и обязанностей городских. Верно, Федя?