Ленский Владимир Яковлевич
Деньги
Деньги.
Рассказ Вл. Ленского.
Источник текста: Журнал "Пробуждение", No No 1, 2 за 1909.
Оригинал здесь: http://www.teatr.hit.lv/archives/zurnal_probuzdenie/1909_1/sobaka_denjgi_rasskaz_vladimira_lenskogo.html
I.
В комнате висела тяжелая, подавляющая тишина. Лампа под зеленым абажуром время от времени начинала играть, тихо, томительно, однообразно. Её музыка, напоминавшая жужжание комара, раздражающе действовала на слух и нервы художника Брагина, путала его мысли и сжимала сердце смутным предчувствием какой-то близкой беды.
Когда, после небольшой паузы, лампа снова, чуть ли не в десятый раз, заиграла, Брагин не выдержал, вскочил и нервно зашагал по комнате. Истощенное лицо его конвульсивно дергалось, и руки никак не могли попасть в карманы брюк.
- Я не понимаю, как вы выносите эту проклятую музыку! Она может до исступления довести, чёрт знает, до чего!
Карич с удивлением посмотрел на него, снял очки, потер пальцем переносицу и, надев их снова, посмотрел на него и добродушно улыбнулся.
- Привык,-- мягко и спокойно сказал он: - даже люблю. В этом жужжании, знаете ли, есть что-то этакое... мирное, доброе, располагающее к раздумью...
Он помолчал немного, следя из-под очков своими выпуклыми, близорукими глазами за нервно шагавшим из угла в угол Брагиным и, вздохнув, прибавил:
- А это у вас нервы... Вам бы полечиться, Александр Иванович...
Брагин остановился посреди комнаты и посмотрел издали на собеседника недоумевающе-подозрительным взглядом - не смеётся ли он над ним? Но убедившись, что тот говорил совершенно серьезно, он только усмехнулся и безнадежно махнул рукой.
Ему хотелось сказать Каричу что-нибудь злое, едкое, или крикнуть какое-нибудь горькое, больное слово, потому что смешно же, в самом деле, говорить о лечении, когда самому нечего есть и жена с ребенком голодают!
Но, как это часто бывает с неврастениками, он почему то сразу успокоился, сгорбился и, подойдя к столу, на краю которого стоял недопитый стакан с чаем, залпом выпил его и с тяжелым вздохом опустился на стул...
Лампа перестала играть, как-будто поняла, что разговор шел о ней. Но Брагин уже забыл о ней, и устало, как будто про себя, заговорил о своих неудачах, тупо уставясь глазами в пол.
- Сегодня опять с утра ходил, ходил, ходил - до изнеможения! Сил нет больше! Жить становится невыносимо, кажется, еще день, два - и придёшь к той мёртвой точке, где единственным выходом является самоубийство... А может быть, уже пришёл к этому...
- Ну, что вы! - испуганно возразил Карич, вскинув глаза и глядя на него поверх очков: - У вас талант, вы - человек с большим будущим... Я глубоко верю в то, что искусство, в конце-концов, вознаграждает своих жрецов за все муки и лишения...
- После смерти! Да! - раздраженно сказал художник: - Когда человек подохнет с голоду, тогда, вдруг, вспоминают, что он был талантлив, устраивают ему пышные похороны, ставят дорогой памятник и пишут о нем в газетах... Нет, довольно с меня! К чёрту искусство! Мне нужен кусок хлеба, а не искусство, и я жалею, что раньше был так слеп и глух и напрасно потратил столько времени...
Он встал, прошелся по комнате и, усмехнувшись кривой, жалкой улыбкой, взволнованно продолжал:
- Впрочем, и жалеть то особенно, кажется, нечего, - проговорил он, утомленно, закрывая глаза. - Вот, уже три месяца, как я отрекся от искусства, а положение мое нисколько не улучшилось. И притом, унижения, унижения сколько!
В голосе у него зазвенели слёзы, и, как-будто устыдившись их, он замолчал, остановился у окна и несколько минут смотрел в непроницаемую тьму ночи, нервно передергивая плечами.
Карич сидел глубоко в кресле и грустно смотрел на него, барабаня пальцами по ручкам кресла.
- И то сказать, - успокоившись немного, снова заговорил Брагин, глядя в окно: - нас, ищущих работы - сотни, тысячи, - он повернулся лицом к Каричу: - где взять для всех работу?
Тот пожал плечами и ничего не ответил. Брагин заметил, что в его лице мелькнуло и тотчас же пропало холодное выражение иронии или насмешки. Художнику и раньше нередко приходилось ловить у приятеля на лице это выражение, и тогда ему казалось, что Карич прикрывал маской добродушия и грусти эгоистичность и жестокосердие своей натуры, которая лишь изредка показывала на мгновение свое настоящее лицо. Впрочем, Брагин не был в этом убежден, и объяснял это тем, что Карич носил очки, сквозь которые, иногда, просто не разглядишь выражение глаз...