Переборку делать не стали. Пустые садки расслабили рыбаков, кое-кто уже похрапывал на нарах. Савелий агитировал Витька вместе сходить на рыббазу, но тот отмахнулся: «Не, у меня сегодня свидание здесь, на берегу».
Антонишин на приглашение буркнул: «Чего это я там потерял? У меня семья».
— Я пойду! — сказал Шелегеда.
Танцы уже были в самом разгаре, когда они добрались до базы. Шелегеда направился в дальний угол, где громоздились сдвинутые скамьи. Через некоторое время Савелий заметил, что к бригадиру подсела молодая женщина, работающая приемщицей на базе. Илона обрадовалась Савелию, тотчас потянула танцевать.
— А мы пили сухое вино, я уже совсем пьяна, — шепнула на ухо Илона. — Ты сегодня побудь со мной. Я тебе так рада…
От этих слов у Савелия даже затуманилось в голове. Он прижал Илону к себе.
— Разве я могу тебя бросить! Ты сегодня такая…
— Какая?
— Особенная какая-то.
— Мне тоже с тобой хорошо. Не знаю почему…
Вокруг них прыгали, дурачились, пели.
— А наш-то, наш-то Савелий, а? — заметил Шелегеда.
— Хорошая пара, — сказала Роза.
Они снова замолчали.
— Пойдем, хоть потанцуем, — предложила Роза.
— Не, я не танцор. Иди, я посижу.
— Что ты за человек? Все у тебя шиворот-навыворот.
Роза увлекла первого попавшегося паренька и закружилась в вальсе. В тесном тамбурке нещадно чадили рыбаки с других неводов. Шелегеда вышел покурить и в темноте наступил на чью-то ногу.
— Хотя бы извинился.
— Да это же Шелегеда, — равнодушно произнес кто-то из угла. — Дождешься, от него.
— Кто там вякает? — Шелегеда посмотрел на огонек сигареты.
— Проходи, проходи. — Шелегеда почувствовал на плече чью-то руку и резким движением смахнул ее. — Не лапай.
— Невежливо, — прогудело над его ухом. — А ну, выйдем.
— Выйдем.
Парень был на голову выше Шелегеды. От него несло вином.
— Значит, ты и есть Шелегеда? Слыхал, слыхал…
— Драться будем? — спокойно спросил Шелегеда. — Не советую. Попадешь в больницу. А я сам знаешь куда.
Гигант ухмыльнулся:
— Еще как сказать, кто в больницу.
— Тогда туда — ты.
Тесным кольцом их обступили рыбаки с других неводов. Откуда-то появился Савелий и, воинственно поблескивая очками, стал рядом с Шелегедой. Это вызвало смех:
— Ну, теперь держись.
— Может, «скорую» сразу вызвать?
— Да ведь раскидает всех.
Появились дружинники:
— В чем дело? Разойдитесь.
Подошла Роза и решительно увела Шелегеду и Савелия в сторону:
— Кончайте, ребята. Все так хорошо было до вас. Идемте лучше ко мне чай пить. Зови, Савелий, свою девушку.
Савелий обрадовался приглашению. Ему так хотелось побыть с Илонкой, где не так шумно и не так много людей.
Роза жила неподалеку. У нее была маленькая комнатка, очень чистенькая, опрятная. Пока хозяйка и Илона накрывали на стол, Савелий листал книги — в основном учебники по рыбоводству и словари. Савелий с интересом посмотрел на Розу. Раньше лицо ее казалось ему грубоватым, даже несколько вульгарным. Наверное, от косметики, подумал он и украдкой посмотрел на Илону. Какое у нее лицо, глаза!
Выпили. Шелегеда хмурился, смотрел на часы.
— Мы, наверное, вам мешаем? — напрямик спросила Илона. Савелий удивился ее смелости.
— Нет, нет, — встрепенулся Шелегеда. — Ни в коем случае. Мне скоро пора, на рассвете у нас переборка, да и оттяжки на невода надо закрепить.
Савелий понял, что бригадир хочет уйти, — оттяжки были в порядке. Роза тоже с недоумением посмотрела на Шелегеду, пожала плечами.
— Ну, если тебе надо идти — иди. Дело — прежде всего.
Савелию показалось, что на ее лице мелькнула тень обиды.
— Да, пора! — Шелегеда встал. — Спасибо тебе, хозяйка, за угощение. И вообще… Извини, если что не так. А ты, — он посмотрел на Савелия, — не забудь про переборку.
После его ухода всем сделалось как-то неловко. Молчали. Крутилась на холостом ходу пластинка… Неловкую паузу прервала Роза:
— Знаете, ребятки, пойду-ка я подменю диспетчера. Там сегодня дежурит Танька. Пусть хоть она погуляет. А вы сидите. Когда будете уходить, ключи оставите в двери.
— Когда придешь? — спросила Илона.
— В восемь пересмена, тогда и приду. Пока.
«Ну и везет мне сегодня», — подумалось Савелию.
Илона накинула крючок, поставила пластинку и разлила в стаканы.
— Давай выпьем за нас с тобой.
— Давай!
Выпили. Илона выжидающе посмотрела на Савелия увлажненными глазами.
— Теперь поцелуемся. — Она потянулась к нему и опустила глаза.
«Ну, дела», — опять подумал Савелий, но тут у него самого закружилась голова — губы у нее были прохладные, мягкие.
Потом они танцевали и непрерывно целовались. Комнатку озаряла крошечная лампочка от проигрывателя.
Савелий прижал Илону и почувствовал, как внутри у него все будто расплавилось.
— Подожди, — шепнула Илона и отступила в темноту.
Савелию показалось, что не прошло и мгновения — она возникла в красноватом полумраке, словно из нереального мира, похожего на прекрасный и короткий сон, от которого еще долго кружится голова, а тело медленно проваливается в бездонную сладостную синь. Савелий давно мечтал об этом мгновении, недостижимом и желанном. Но вот сейчас, когда перед ним возникло это желанное видение, он зажмурился, будто от яркого луча. Ему вдруг стало неловко от этой откровенной и близкой наготы, и первой мыслью было исчезнуть, убежать…
Но почти одновременно он почувствовал, как по телу пробежала дрожь, как ослабли колени. Он справился с первой волной и сам удивился откуда-то появившемуся в себе самообладанию. Он обнял ее, наклонился и поцеловал в горячую грудь.
Илона
Ее звали Еленой. Илону она выдумала сама.
Вообще ей хорошо было бы родиться мальчишкой. Глядя на свою странную дочь, отец часто ворчливо повторял: «Наверное, мать, мальчишка должен был родиться, а появилась девчонка».
Однажды еще в детстве она пыталась быстро развязать ленточки на косах — торопилась куда-то. Взгляд упал на ножницы. Не раздумывая, Илона отхватила оба кончика косичек. И так повторялось не раз.
Волосы природа подарила ей роскошные — густые, волнистые с редким ореховым оттенком. Казалось, это они слегка оттягивают голову назад, отчего походка ее всегда была прямой, а вид решительный и надменный. Но когда кто-то ей в шутку сказал, что в соревнованиях по бегу она не может добиться лучшего результата из-за большого тяжелого узла волос, Илона в тот же день отрезала свою роскошную красоту. Ей хотелось во всем и всюду быть первой. Но бегать быстрее от этого она так и не стала.
После окончания школы Илона с подругой сбежала в Ленинград «посмотреть мир». Их нисколько не смущало, что денег хватало только в один конец. «Найдем, — сказала подруга. — У меня там живет тетя». Вместо тети их встретил мужчина, напоминавший внешностью свободных художников XIX века. Он работал в театре. Подруга Илоны познакомилась с ним, когда тот приезжал на гастроли в их город.
Про тетю она, естественно, выдумала. Вначале все было в новинку и даже интересно: интеллектуальные юноши с длинными волосами и ботинками на каблуках, танцы при свечах, вино, поцелуи…
Илона ушла в один из рассветов, когда все спали после очередной ночной попойки. Ушла на вокзал без копейки денег. На скамью в зале ожидания к ней подсел мужчина степенного вида. Они разговорились, и он купил ей билет. Просто так, не требуя никаких компенсаций и даже не сообщив своего адреса.
В родном городе она проработала год маляром и осенью поступила в педагогический институт. И на беду, пришла к ней настоящая первая любовь. Он был намного старше Илоны, женат, имел детей. Жил неподалеку от их дома. Чувство, охватившее их, наверное, можно было бы сравнить лишь с землетрясением — когда ничего нельзя сделать. Бросив институт, Илона уехала с ним в Якутию на алмазный прииск. Им и здесь не повезло — он погиб во время взрывных работ. Илона вернулась к матери, пошла на стройку. В ней словно что-то оборвалось. Работа — дом, дом — работа. Она потускнела даже внешне, осознав вдруг всю сложность своей короткой, но уже такой длинной жизни. Илона считала прежде всего себя виновной во всем, даже в его смерти. И потом, еще не ушла тоска по былым студенческим дням, но институт она обходила. Появились новые подруги, рассудительные и житейски мудрые малярши. Они никак не хотели отпускать Илону на путину, уговаривали вместе поехать отдыхать в Закарпатье. Но объявление о наборе женщин на Чукотку неожиданно властно позвало ее в дорогу, словно обещая новую жизнь.