А. И. Деникин очень метко констатировал: левая общественность отвечала враждебностью, либеральная — большим или меньшим отчуждением.
Вскоре патриарх российского марксизма Г. В. Плеханов многозначительно изречет, что ошибкой является «отчуждение офицерского класса, признание его бессознательным элементом общества, опричниной». А В. И. Ленин заметит: «Войско не может быть, никогда не было и никогда не будет нейтральным».
Но все-таки это будет потом. А пока создавшийся статус-кво вполне устраивал власти.
…Охота на кабана, крестины, рестораны, — все это офицерский досуг. Однако делу — время, потехе — час…
Молодые офицеры, служившие в Беле, были озабочены одним — необходимостью быстрого вхождения в строй. Давно известна истина: то, чему учили в стенах училища, часто разительно отличается от боевой жизни и деятельности войск.
Батареями в бригаде командовали две крупные личности — Гомолицкий и Амосов, по которым равнялась вся бригада. Их батареи были лучшими в артиллерийском сборе. Их любили как лихих командиров и как товарищей, вносивших смысл в работу и веселье в пиры.
Но с появлением нового командира генерала Л.[22], резко изменилась нравственная атмосфера в офицерском коллективе. Этот человек с первых шагов употребил все усилия, чтобы восстановить против себя всех, кого судьба привела в подчинение к нему. Грубый по природе, Л. после производства в генералы стал еще грубее со всеми — военными и гражданскими. А к обер-офицерам относился так презрительно, что никому из них не подавал руки. Он совершенно не интересовался их бытом и службою, в батареи просто не заходил, кроме дней бригадных церемоний. Парадокс, но факт: генерал, командир бригады на втором году командования заблудился среди казарменного расположения, заставив прождать около часа всю бригаду, собранную в конном строю.
Вскоре Л. окончательно превратился в канцелярского генерала. Из стен его кабинета сыпались предписания, запросы — резкие по форме и ругательные по содержанию, — обличавшие в этом командире не только отжившие взгляды, но и незнание им артиллерийского дела. Сыпались ни за что на офицеров взыскания, даже аресты на гауптвахте, чего раньше в бригаде не бывало.
И все в соединении перевернулось.
Амосов ушел, получив бригаду, у Гомолицкого, которого Л. стал преследовать, опустились руки. Все, что было честного, дельного, на ком держалась бригада, замкнулось в себе. Началось явное разложение. Пьянство и азартный картеж, дрязги и ссоры стали явлением обычным. Многие офицеры забыли дорогу в казармы. Трагическим предостережением прозвучали три выстрела, унесшие жизни молодых офицеров бригады. Наконец, нависшие над бригадой тучи разразил гром, который разбудил заснувшее начальство.
В бригаде появился новый батарейный командир, подполковник З., темная личность. Похождения его были таковы, что многие бригадные офицеры — факт в военном быту небывалый — не отдавали чести и не подавали руки штаб-офицеру своей части. Летом в лагерном собрании З. нанес тяжкое оскорбление всей бригаде. Тогда обер-офицеры решили собраться вместе и обсудить создавшееся положение.
Небольшими группами и поодиночке стали стекаться на берег реки Буг, на котором стоял лагерь бригады, в глухое место. Офицеры испытывали смущение за действия, не вписывающиеся в менталитет военного человека: они выступали в роли своего рода заговорщиков. На собрании установили преступления З. Старший из присутствовавших капитан Нечаев взял на себя большую ответственность — подать рапорт по команде от лица обер-офицеров. Рапорт дошел до начальника артиллерии корпуса, который наложил резолюцию о немедленном увольнении в запас подполковника З.
Но вскоре отношение к нему начальства почему-то изменилось, и в официальной газете появилось объявление о переводе З. в другую бригаду. Тогда обер-офицеры, собравшись вновь, составили коллективный рапорт, снабженный 28 подписями, и направили его главе всей артиллерии великому князю Михаилу Николаевичу, прося «дать удовлетворение их воинским и нравственным чувствам, глубоко и тяжко поруганным».
Гроза разразилась. Из Петербурга было назначено расследование. Начальник артиллерии корпуса генерал Л. вскоре ушел в отставку; офицерам, подписавшим незаконный коллективный рапорт, объявили выговор, а З. — выгнали со службы.
В такой непростой обстановке проходило офицерское становление Антона Ивановича Деникина.
Он окунулся в службу со всем своим рвением. Чуждый карьерного тщеславия, он стремился совершенствовать военный профессионализм. Поэтому первый год службы в бригаде был целиком посвящен освоению всех премудростей артиллерийского дела. Молодой подпоручик добился поразительных успехов: через год и семь месяцев он был назначен делопроизводителем батареи, а через два с небольшим года — «учителем бригадной команды», то есть Антону Ивановичу доверили подготовку унтер-офицеров.
22
В своих воспоминаниях А. И. Деникин часто не пишет фамилии, ограничиваясь лишь инициалами. Особенно когда речь идет об отрицательных аспектах деятельности того, кто скрывается за инициалами. Думается, что подобное можно объяснить следующими обстоятельствами: во-первых, генерал ничего не знал о дальнейшей судьбе этих людей, боялся, например, что они могут проживать в СССР (следовательно, знакомство с врагом советской власти (даже косвенное) могло иметь самые тяжкие последствия); во-вторых, автор проявил элементарную тактичность; в-третьих. Антон Иванович не надеялся на память, боялся допустить искажения в фамилиях. Не могу не вспомнить в данной связи, что в одной критической статье в «Книжном обозрении» по поводу первого издания биографии Деникина (не будем детализировать) меня критиковали за то, что я не напряг исследовательских усилий и не нашел в архивах фамилий тех, кого Антон Иванович спрятал под инициалами. Критик, разумеется, имеет право на такую точку зрения. Но я не отреагировал на критику, по-прежнему привожу только инициалы действующих лиц в воспоминаниях боевого русского генерала. Думаю, что на качество изложения биографии Деникина во втором ее издании моя недоработка особо пагубно не отразится. А усилия в архивных поисках я потратил на то, чтобы ввести в научный оборот новые данные.