Вы знаете, именно в тот момент я только начал понимать - как мне повезло на самом деле. Если этот самый Бордвик реально был настолько отмороженным, как о нем говорят, то в мою судьбу воистину вмешалось Чудо, причем с большой буквы "Ч". Я нервно сглотнул и потратил немало усилий, чтобы унять некстати возникшую нервную дрожь в коленях. Слава богу, что никто не заметил моих ерзаний, ибо повествование мерно текло своим чередом, и слушатели стали его невольными зачарованными пленниками.
- Миг спустя слух мой резануло треньканье спущенной стальной арбалетной тетивы и, после донесся голос того, кому предназначалась смерть на конце смертоносного жала арбалетного болта. Избежавший смерти кричал, но не от боли или страданий, он кричал Бордвику, возмущаясь сквозь страх. Я с облегчением понял, что Бич Преисподней смазал свой первый выстрел, и мне даже удалось вознести короткую Молитву Благодарности Вседержителю. Однако мне тут же пришлось одернуть себя, ибо я понимал, что безымянный бедолага лишь выиграл пару лишних мгновений своей жизни. Я прибавил шагу и не таился уже, одержимость местью и праведный гнев овладели мною, и окружавший меня туман тогда приобрел багровый оттенок. Прочь сомненья и осторожность! Прочь благородные манеры - Рыжий подонок был недостоин их!
Лангедок почти кричал, я видел, как вздулись жилы на его шее, он заново переживал весь драматизм того момента, им вновь овладели те чувства, что он испытывал, когда был так близок к своей цели. Я сам невольно засмотрелся и заслушался - умеет ведь рассказывать, шельмец...
- Но уже в десяти шагах от места стычки я различил особый звук, словно с приличной высоты свалилась большая туша, словно оступившийся на круче конь сорвался вниз и упал на дно глубокого оврага. И земля под моими стопами отозвалась дрожью, приняв на себя всю массу и удар - непонятного тогда мне.
Ну да, моя масса, плюс масса этого отморозка... Вполне вероятно, что оба мы тянем на одного коня. Но я отвлекся, это был бенефис Лангедока.
- Я насторожился и стал прислушиваться к себе, пытаясь понять то чувство тревоги и странного облегчения одновременно. Более не доносилось ни звука, лишь изредка неподалеку всхрапывал конь Бордвика, позвякивая сбруей. Проявляя всю отпущенную мне осторожность, используя весь талант Следопыта, я осторожно приблизился к этому странному месту. Туман, как по заказу, стал редеть, словно показывал прорехи в своем поношенном плаще, и постепенно открывая странную картину. Странную и долгожданную, ибо первое, что я смог разглядеть, это мертвый Бордвик со свернутой шеей, с закатившимися глазами и распухшим посиневшим языком. Мне показалось, что в миг смерти он испытал всепоглощающий ужас, поняв, куда уносится его душа - настолько было искажено его лицо. Рядом и чуть поодаль я обнаружил еще одного участника этого необъяснимого действия. Я сразу понял, что это тот человек, что попался на пути Проклятия Элмора и, о чудо! - вышел победителем из короткой схватки с ним.
Граф на секунду замолчал и окинул нас слегка затуманенным пронзающим душу взглядом. Чуть задержался на мне... Продолжил:
- Он лежал бездвижно, но дышал. Слабо, коротко, но дышал. Я осмотрел место, силясь понять, что же произошло. Я осмотрел незнакомца, пытаясь угадать, кто он и откуда. Много вопросов стояло предо мной, но очевидно ясно было одно - странный незнакомец убил Бордвика; он сломал ему шею. По сути, свершилось Вселенское Правосудие, и бандит подох, как шелудивый пёс, не пролив своей крови и честная сталь не коснулась его гнилой плоти.
Лангедок поднялся с кресла и с легким поклоном произнес будничным уставшим голосом:
- Досточтимый сэр Гириос, сэр Рейнар. С вашего позволения я закончу свой рассказ. Что случилось дальше, вы уже знаете.
Напряженность, висевшая в воздухе, казалась осязаемой. Ее можно было резать ножом и есть ложкой. Я осторожно выдохнул, словно находящийся под водой пловец, берегущий драгоценный воздух. Моему примеру последовал и раскрасневшийся Рейнар... Отчего-то было душно, хотелось пить.
У Лангедока явно был талант велеречивого Змия-искусителя, он умел владеть душами людей, завораживая своим голосом, течением речи, искусно построенными фразами. И ему отчего-то верилось. Наверно этот славный парень не умел врать. Не говорить всей правды у него получалось отменно. А вот врать...
Его повествование сродни трансу, в который он впадал. И потому ничего удивительного, что по окончании рассказа вид у Лангедока был весьма измотанный, под глазами проступили тени, черты лица заострились, лоб покрывала испарина.
Однако на сотню очарованных всегда найдется один циник. И этим циником оказался Гириос:
- Красочно описуете. - Проскрипел он, откидываясь на спинку кресла. - Мне порой казалось, что это я преследовал Бордвика, а потом сломал ему шею. Но это лишь слова. Чем вы можете их подтвердить, граф? - В щелочках глаз блеснул расчет.
- Почтенный Гириос. - Глухо откликнулся Лангедок. - Вы можете снарядить поисковый отряд, и я проведу его на северо-восток, где лежит не погребенным Бордвик Рыжий... И еще.
Граф мягко, но настойчиво ткнул меня в бок. Я с удивлением воззрился на этого хама. Что еще за шутки?! Но граф выразительно одними глазами показал, какой я идиот, что опять забыл про...
Перстень! Ну конечно! Я мысленно хлопнул себя по лбу, сам безмерно поражаясь собственному тугодумию и забывчивости.
Я торопливо запустил руку в кошель, ободрав при этом палец о ребристую грань тяжелого золотого ободка, и вытащил на всеобщее обозрение перстень Бордвика... Точнее - бывший перстень Бордвика. Или перстень бывший Бордвика. Вобщем, неважно. Главное, что сейчас это был мой перстень - моя награда за удачное падение, приведшее к фатальному исходу одного из участников.
Я видел, как округлились глаза у Гириоса и сам он приподнялся и весь подался вперед, грозя свалиться в шуршащую бумажную гору, выросшую на его столе.
- Неужели? - Изумлено прохрипел он. - Это тот самый перстень?
- Да. - Сдержанно подтвердил я, держа перстень в вытянутой руке и чуть ли не тыча им под нос пораженному Гириосу.
- Дайте сюда. - Вежливо, но твердо попросил тот. - Мне необходимо убедиться... Кое-что проверить...
Я вообще-то довольно равнодушен ко всякого рода цацкам и побрякушкам, но сейчас с удивлением для себя обнаружил, что мне не очень-то хочется передавать в чужие руки принадлежащий мне по праву увесистый золотой перстень с большим угольно-черным камнем.... Блин! Осталось еще просипеть "Моя Прелесть" и свернуться калачиком под столом.
Нехотя, но всё же я протянул настырному Гириосу свой трофей, осторожненько так положил ему на раскрытую ладонь. Тот, затаив дыхание, поднес перстень вплотную к своим лихорадочно блестевшим глазам, беспощадно втиснутых в предельно суженные щелочки век, рассматривая что-то на внутренней стороне золотого ободка.
Исследование продолжалось, что-то около пяти минут по местному времени. Это я сейчас понимаю, что времени прошло всего ничего, а тогда мне казалось, что начальник гарнизона уже несколько часов нахально крутит в своих руках мой такой увесистый и такой красивый перстень.
Наконец, с тяжелым вздохом и откинувшись на спинку кресла, он протянул мне обратно эту драгоценную безделушку... Или всё-таки не безделушку вовсе, а кое-что посерьезней? Вона как нахмурился, сведя над переносицей изломанные брови, Гириос, как напряженно застыл Лангедок, глядя, куда-то поверх голов. Рейнар же вообще себе места не находил: ерзал, покашливал, краснел и потел, словно студент-первокурсник на первом в своей жизни экзамене. И, глядя на эту честную компанию, я как-то сам почувствовал себя неуютно, ощущая нарастающий в груди неприятный холодок. Я пытался контролировать себя, когда забирал перстень обратно, не хотел, чтобы это получилось слишком уж порывисто.