И, не дожидаясь ответа, повернулся и зашагал по каменной дорожке, над которой уже сгущались ранние в этом году сумерки.
Петер некоторое время смотрел лицеисту вслед. Потом вздохнул, глянул на часы и заторопился в сторону старых продовольственных складов. Место встречи будущих хозяев Магисториума изменить было нельзя.
Денис уже миновал башню и свернул по направлению к дому, когда в спину ему подул легкий ветерок. И одновременно с этим он услышал, как над головой раздался тихий шелест.
Озадаченный, Денис остановился и обернулся.
Этот звук шел от Тревожной башни, но большей частью – откуда-то из-под земли, что ли. Как будто башня сейчас была высоким деревом, листвою которого играл давешний холодный ветерок. Но дул этот ветер снизу, точно под основанием башни рождались сквозняки и теперь выбивались на поверхность тонкими стрелками невидимых холодных течений.
Воздух вокруг башни задрожал вновь, и в голове Дениса зашумело, словно к ушам приставили огромные морские раковины. А потом он услышал шепот детских голосов.
Их было много, не пять и не десять. Целый хор легких и печальных голосов сам собой внезапно родился в душе Дениса:
– Это мы-ы-ы-и... Дени-и-ис... Это м-ы-ы-ы-и...
– Кто это? – прошептал ошеломленный Денис. Ему показалось, что он говорит со стаей далеких птиц, летящих над его головой высоко и незримо.
– Кто это говорит? – повторил он, чувствуя, как шум листвы в ушах усиливается.
– Это мы-ы-ы-и... Дени-и-ис... Это м-ы-ы-ы-и... – все шептали и шептали голоса детей.
– Да кто же вы? Что вам нужно от меня?
Денис провел рукой по лбу, чувствуя, что, кажется, потихоньку сходит с ума. И ведь это – средь бела дня, ни с того, ни с сего! Вот начинаешь вдруг слышать такое, осторожно подумал Деня, а потом и...
– Помоги-и-и-и... Дени-и-ис... помоги-и-и-и...
Голоса детей стали удаляться, сливаясь с шелестом листвы, плеском незримых волн, дуновением ветра.
Он затряс головой, как неопытный ныряльщик, которому налилась в уши вода. Шепот почти исчез, лишь где-то далеко-далеко еле слышно вздохнули во тьме десятки детских голосов
– Проща-а-а-й...
И все стихло. Только башня тихо вибрировала от подземного гула, который минуту спустя тоже стих.
"Вот причудится же такое..." – покачал головой Денис. – "Это что – отголоски магии Риффеншталь? Магия пещеры продолжает все еще оставаться в моем сердце? Странно..."
Действительно, очень странно: Денис готов был поклясться, что наваждение исходит откуда-то из недр Тревожной башни. Но кто там может обитать, кроме крыс? Дети? Да ерунда какая-то! Таких голосов не может быть у настоящих детей. Уж слишком они... призрачные. И какие-то несчастные. Точно сама смертная тоска вдруг обрела голос и звук. Жуть...
И ведь это слышал только он один, Денис почему-то был в этом абсолютно уверен.
Наш герой вдруг испытал такое неуютное, опасливое чувство, что сорвался с места и почти бегом зашагал к их флигелю. Денис не знал, что это было с ним только что. И вряд ли кто-то сейчас способен был ему это объяснить.
Дома никого не было, и Денис почувствовал, что он не может сейчас сидеть в одиночестве, в четырех стенах. Было душно, как перед грозой. Тогда он вскочил со стула, вышел из дому и побрел по каменной улочке без всякой цели. Впереди, между сараями возвышался забор, возле которого была полуразвалившаяся поленница дров. Денис подошел, уселся на позеленевшее от мха старое бревнышко и опустил голову в ладони.
Хотелось сжать виски, так чтобы выдавить из себя все напряжение последних дней, все обрывки так и не додуманных мыслей. И думать только о чем-то хорошем. Потому что ему сейчас было трудно и тяжело на душе. Хотелось жалеть себя, хотелось, чтобы кто-то стоял рядом и гладил его по голове.
Но в этой части замка летом никто не ходил, потому что время дровяных сараев, дарующих тепло печи, пока не пришло, холодная осень была еще впереди.
И Денис привалился плечом к теплой бревенчатой стенке и постарался хоть на короткое время забыть обо всем и забыться. Очень скоро ему это удалось, и пришел сон, чистый и легкий, как любые сны на свежем воздухе в окружении дерева и травы.
Но отзвуки призрачного шепота десятков умоляющих детских голосов еще долго не давали ему окончательно забыться даже во сне.
На севере летом при хорошей погоде темнеет поздно. И в десять, и в одиннадцать вечера зачастую еще светло. Над крышами со свистом пролетают последние неугомонные стрижи, и в окошко со двора доносятся возбужденные крики все еще никак не наигравшейся детворы.
Совсем маленьких детей в Магисториуме нет – сюда в обучение берут воспитанников не моложе восьми-девяти лет. Нынче же летом в Академии пребывали лишь курсы одногодков Дениса или на год-два старше.
Младшие на пол-лета отправились на практику, которую воспитанники Магисториума проходили где-то на отдаленных островах. Чем они там занимались, никто не знал – ежегодно программа практических занятий будущих северных волшебников и чародеев менялась в зависимости от специализации приезжавших курсов.
Сегодня же август – предвестник осени дал о себе знать. В считанные минуты с запада надвинулись чернильные облака, небо посерело и стало напоминать черную промокашку в фиолетовых разводах. За облаками пришли грузные тучи, точно огромные рваные клочья намокшей черной овчины. В них угадывался дождь, а вдали смутно погромыхивало – где-то за лесами пока еще стороной тяжело ступала гроза.
Денис проснулся оттого, что рядом с ним прогудел сердитый шмель в поисках укрытия меж старых бревен от вечерней непогоды. И сразу почувствовал неприятную, сосущую тяжесть в груди. Точно кто-то неведомый и невидимый осторожно сжимал его сердце мягкой рукавицей, медленно, но неуклонно тянул его вниз. И при этом высасывал все силы.
Вокруг по-прежнему было безлюдно. Денис кое-как поднялся и тяжело побрел домой, чувствуя себя хуже некуда. Скоро он увидел знакомые окна. Однако силы покидали его стремительно, они текли из него как струи воды из разбитого кувшина.
Денис побледнел, его качнуло в сторону, и он остановился возле калитки невысокого заборчика, ограждавшего их белый флигель. За калиткой был маленький садик, не столько для фруктов сколько ради тени над окнами. Денис судорожно глотнул теплого и тяжелого воздуха. Занимавшаяся гроза, очевидно, принесла с собой сильную духоту, так что стало трудно дышать.
Окна флигеля призывно горели. Денису показалось, что он видит за занавеской тени Антона и Макса, сидящих за столом у самовара. Небось, заждались его, чертяки, подумал Денис. Ничего, сейчас он тоже хлебнет с ними чайку; вот только самую малость отдышится и придет в чувство.
Скоро он кое-как отдышался и открыл калитку. Но вместо пустоты в проеме поднялось огромное бесформенное пятно тьмы и надвинулось на него, страшно и неотвратимо.
Денис пришел в себя оттого, что его чем-то сильно кололо в бок. Это был обломок доски, и рядом валялось еще несколько. "Садовый столик..." – догадался Денис и стал отодвигаться. Тут же раздалось злобное ворчание.
Над ним нависало мощное серое тело какого-то животного. Оно было высотой с человеческий рост, но значительно крупнее. Вокруг царила мутная полутьма, но то, что это не человек, можно было легко понять по сильному запаху мускуса и терпкой слежавшейся пыли, исходившему от шерсти зверя.
Маленькие красные глазки буровили Дениса, изучая его внимательно и придирчиво. Точно он был подопытным экспонатом, вещью, безмозглой игрушкой в лапах этого монстра.
Мальчик попробовал шевельнуться, но злобная тварь тут же зарычала, и Денис сразу ощутил вдобавок еще и смрадное дыхание ее пасти. Это было особенный, животный запах зверя, который знаком каждому мальчишке, кто хотя бы однажды возился, например, с большой собакой.
– Ты – смертный по имени Денис? – прошипело чудовище и слегка повернулось, так что на него упал смутный свет.
Теперь его можно было разглядеть: огромная крыса, стоящая на задних лапах; передние отягощены длинными массивными когтями, совсем не свойственными таким природным грызунам. Шерсть на загривке была длиннее, так же как и на задних лапах, в то время как на бедрах исполина были потертости и проплешины. Точно монстр был жителем гор, где ему приходилось вечно скитаться меж скал и валунов, и ноги постоянно терлись о камень.