Крысы заворчали, некоторые даже попятились, видя, как на стене подземелья начинают возникать черные и багровые сполохи. Потом стена изогнулась под неудержимым напором чего-то неведомого, давящего на нее снаружи с ужасной силой. Из кладки один за другим полезли каменные блоки, закружилась желтоватая пыль.
Петер что-то тихо сказал. А затем склонил голову, не обращая внимания ни на врагов, ни на друзей, замерших в оцепенении. И стена за ним тотчас стала рушиться, складываясь точно карточный домик. Секунда, другая – и гигантские стопы камня ухнули вниз, туда, где очевидно располагался второй ярус подземелий.
Петер остался стоять на площадке, образовавшей подобие моста. По обе стороны от него зияли провалы, куда рухнули обе части стены. А за этим мостом глазам всех людей и существ открылся потаенный зал.
Скорбный полумрак царил в нем, освещаемый по углам лишь многочисленными и странными на вид каменными факелами, светившимися изнутри. Видимо, в них струился инертный газ, схожий с тем, что освещает во тьме витрины и фасады зданий ночных городов.
В центре зала темнело какое-то высокое строение, но лицеисты пока не в силах были разглядеть его во тьме.
Печалью и спокойствием повеяло от этого зала. Денис почувствовал, как у него медленно, но неуклонно перехватывает горло. Максим непослушными пальцами рвал пуговицы рубашки. Антон глубоко вдохнул, точно ему тоже не хватало воздуха. Даже Нектарий был непривычно бледен.
И лишь Крысы стояли в центре зала, выстроившись в боевом порядке. Отныне больше ничего не сдерживало их – невидимая преграда Нектария давно пала, и зеркальный маг не мог или не хотел поддерживать ее дальше. Тридцать оскаленных морд не спускали горящих глаз с Петера. Они точно ждали чей-то приказ, чтобы вновь ринуться в бой, уничтожая без разбора всех, кто стоял сейчас на их пути.
Петер шагнул в зал, и Денис вздрогнул – ректор Кляйнер опять стал маленьким, прежним воспитанником.
Две высоких каменных свечи тотчас ожили и осветили центр зала призрачным синеватым светом.
Там стояла черная гробница, украшенная многочисленными барельефами и изваяниями в виде застывших людских лиц и рук. От ее вершины вниз в четырех направлениях спускались ступени, точно скорбные обитатели этой гробницы однажды собирались подняться из нее и выйти на все четыре стороны. Гробница чем-то напоминала ступенчатые пирамиды южноамериканских индейцев; только в отличие от них была строгой прямоугольной формы, и ступени были узки, словно не предназначались для человеческих ног.
Поначалу Денис подумал, что это место имело какое-то отношение к восставшим ото сна гигантским Крысам. Но потом он разглядел лица, глаза скульптурных изваяний, как воплощение печали и страха, маленькие руки, тянувшиеся к нему со всех сторон и граней мемориального прямоугольника. Разглядел и ужаснулся душой.
Все скульптуры и изваяния изображали только детей. Каменные дети простирали к нему ручонки, смотрели на Дениса глазами, полными застывшей, немой мольбы.
Повинуясь какому-то безотчетному призыву, Денис сильно сжал в руке серебряную башенку магического брелока. И от боли, которую причиняли ладони острые стальные края, Денису почему-то стало легче.
Петер стоял возле каменных ступеней гробницы. Глаза его были полузакрыты, расслабленные руки свободно свисали вдоль тела, плечи опущены. Древняя усыпальница за его спиной холодно поблескивала серебристыми вкраплениями какого-то неведомого Денису металла, которыми был усеян шершавый с виду траурный камень. На какое-то безумное мгновение Денису показалось, что маленький Петер и сам стал частью этого камня, этого серебра, этой усыпальницы, увитой причудливыми изваяниями скрещенных детских рук.
Рук, тянущихся к Петеру. Маленьких и слабых рук, в которых не было угрозы или предостережения. А только воплощенный в камне отчаянный, навеки застывший крик! Мольба о помощи. Плач...
Фигурка Петера застыла на фоне гробницы скорбным черным ангелом. Словно траурная птица сейчас слетела с небес, посеребренных могильной стужей, и замерла, не в силах коснуться погребального камня крылом с никогда не заживающей, вечно кровоточащей раной.
Серебряная башенка, зажатая в кулаке Дениса, стала теплеть, наливаться жизнью. Она даже несколько раз тихо шевельнулась сама собой, словно только что обрела волшебный, нечеловеческий разум. Слова, запечатленные на ней, наливались жизнью, пламенея изнутри черным огнем. Башенка теперь приковывала к себе взгляд Дениса.
Он был не в силах отвести от нее глаз. Все застыло вокруг – дети Академии, двое учеников Лицея, зеркальный чародей с плывущими, смятыми чертами лица; ужасные крысы с поднятыми лапами и хищно оскаленными мордами. Даже горевшие факелы превратились в стеклянистые светильники с остановившимся течением огненной плазмы, тускло освещавшей ближние стены и своды потолка.
Такую возможность для побега грех было не использовать. Денис рванулся, сбросив с себя когтистую лапу, увернулся от двух других протянутых лап и опрометью бросился к друзьям. Через несколько секунд он уже был в объятиях Нектария.
Удивительно, но Денис с легкостью преодолел остатки магического заслона молодого волшебника. Но сейчас не было времени выяснять, отчего это случилось. Скорее всего, Дениса по-прежнему хранил амулет Петера – серебряная башенка с таинственным девизом.
А в следующую секунду из глубины зала выскочил Людвиг. Огромная крысиная голова теперь настолько естественно и органично покоилась на плечах подростка, что, казалось, он таким и родился. Горящими глазами Людвиг пожирал Петера, в руке же этот полуоборотень по-прежнему сжимал короткий посох.
Но теперь его посох светился холодным фиолетовым огнем. По всей видимости, верхушкой этого посоха служил магический камень, способный исполнять приказы своего хозяина.
Людвиг в ярости обернулся к безмолвному крысиному воинству. Но Старшие Братья неподвижно застыли, точно куклы, у которых вдруг кончился завод, и требовалось что-то очень важное и необходимое, чтобы вновь вдохнуть в них жизнь.
Людвиг прекрасно понимал, чего теперь жаждут эти пробудившиеся волшебники. Они ждали крови. Человеческой крови, чтобы заново скрепить ею уже расползающееся по всем швам заклятие Пробуждения. Но теперь это должна была быть очень сильная кровь. И наилучшей была бы кровь волшебника.
Тогда Людвиг опрометью бросился вперед и остановился только напротив мемориального зала. Точнее, его остановили.
Петер протягивал руку, удерживая полуоборотня на пороге. Людвиг, яростно рыча, размахивал посохом, так что в воздухе искры летели в разные стороны. Но даже магический камень, бешено менявший окраску и пульсирующий всеми цветами радуги, не мог преодолеть магического запрета. Людвиг злобно смотрел на маленького воспитанника, и губы его шевелились.
– Что, что он говорит? – тревожно прошептал Денис, обращаясь к Антону. Тот напряг зрение, всматриваясь в артикуляцию крысиных губ. И отрицательно покачал головой.
– Ты не можешь читать по крысиным губам? – тревожно спросил Макс.
– Могу, – шепнул в ответ Антон. – Я и читаю, все, что могу разобрать. Но... я не понимаю этих слов. Это какой-то другой язык. Нечеловеческий. Я его никогда не слышал. Наши губы просто не могут воспроизвести такие звуки.
Зато их понимал Петер. Он скрестил руки на груди и недобро глянул на бывшего однокашника.
– Прочь, подлая душа, – произнес он. – Не нарушай покоя спящих в этой гробнице!
– Мне нужна кровь, – прошипел Людвиг. – Только кровь позволит довершить предначертанное.
– Эта невинная кровь пролита уже давно, – покачал головой Петер. – Вы не найдете здесь желаемого. Так и передай своему трусливому хозяину.
– Ты – мое желаемое, – жестко усмехнулся Людвиг. И он неожиданно размахнулся и бросил в Петера маленьким круглым предметом.
Уже потом Денис и его друзья поняли, что это было. Магический камень, навершие посоха черного волшебника, тайного вдохновителя Братства Крысенышей, что однажды вручил его Людвигу, быть может, именно с этой тайной целью.
Темно-синим искрящимся метеором камень устремился прямо в голову Петера. Маленький волшебник не успел ни остановить его магическим знаком, ни отразить локтем или полой чародейского серебряного плаща. В такой ситуации любой человек, будь он хоть трижды маг и чародей, попытается уклониться от летящей в него пылающей смерти. Петер именно так и сделал. Он отшатнулся от камня, летевшего ему прямо в лицо, и стремительно поднырнул вниз, к подножию гробницы.