Мои радужные надежды были омрачены тяжелым сопением Дениса, который за одним столом со мною одолевал очередную ленту. Один лист бумаги за другим он заполнял аккуратными колонками чисел. Числа... числа... числа... Даже у меня, глядящего на них со стороны, рябило в глазах. А каково же было самому Денису? Я все ждал, когда у него лопнет терпение и в знак солидарности с ним готов был поступиться своими надеждами.
Но Денис, к моему огорчению, продолжал стоически пыхтеть над числами. Закончив вторую ленту, он получил третью. Иногда он часами не разгибался над столом. Случалось, я уходил в общежитие один, не дождавшись Дениса.
А однажды среди ночи, выйдя в туалет, я увидел свет в комнате для занятий. Было любопытно, кому это не спится, и я, проходя мимо, приоткрыл двери. Я увидел... Дениса! В полном одиночестве он пыхтел над знакомой мне развернутой лентой с числами. Он старательно переписывал числа... нет, куда бы вы думали? - в общую тетрадь.
- Денис, ты чего? - опешил я.
- А, чего говорить... - Денис был явно смущен, - интересная штука, понимаешь, оказалась.
- Что интересное? Числа интересные? Да ты, что, спятил, Денис?
Денис, не отвечая и пряча от меня глаза, только запыхтел сильнее. Я видел - мое присутствие тяготит его, и, потоптавшись в дверях, отправился снать.
Теперь о самом главном.
Нам, третьекурсникам, пришедшим к Благову, повезло. Мы оказались свидетелями (и в какой-то мере участниками) создания уникального ультразвукового дефектоскопа. За несколько лет до этого Благов был удостоен Государственной премии за открытие многократного внутреннего отражения ультразвукового луча в кристаллических структурах элемента гольмия. Ему удалось разработать принцип ультразвукового лазера, и на основе этого принципа спроектировать аппарат для выявления пороков в деталях машин не только на макро-, но и на микроуровне.
Само по себе ультразвуковое просвечивание использовалось уже в промышленности, но аппарат Благова обещал получить на экране изображение кристаллической структуры детали, увидеть взаимное расположение атомов, изъяны в кристаллической решетке.
Начиная с первых чисел апреля шла доводка отдельных узлов дефектоскопа. К середине апреля узлы собрали в один агрегат. Дефектоскоп установили в утробе специального стенда, и пошла подготовка к завершающей стадии исследований - снятие основных параметров аппарата.
В эти дни на бледном лице Благова более резко обозначились скулы, а глаза запали и в них поминутно вспыхивало нетерпение. Он, уже не таясь, на ходу глотал какие-то таблетки, не успевая запивать их водой, срываясь, кричал на своих именитых коллег. И только к нам, студентам, относился хотя и не очень ласково, но с удивительной терпимостью.
Работы в эти дни всем хватало. Мы, студенты, тарировали датчики, паяли, монтировали приборы, чертили схемы. Особенно много чертили. И только Денис, закончив последнюю ленту, оказался не у дел. Мрачно поглядывая на окружающих, он слонялся по лаборатории, рассматривал схемы, разложенные на столах. Однажды он так увлекся разглядыванием схемы излучающего узла, что не заметил остановившегося рядом Благова.
- Интересуешься, Турчак?
- Интересуюсь...
- Ну и как тебе?
- Чего говорить... - Денис пожал своими широченными плечами, - не будет работать.
- Это как же понять - не будет?
Я незаметно приблизился к Денису, подтолкнул его локтем, чтобы он не лез, куда не следует.
- Ковин! - прикрикнул на меня Аркадий Алексеевич, - не мешай беседе двух ученых мужей. Ну, так я слушаю, Турчак?
- Чего говорить, - Денис шумно выдохнул, - в излучателе появится вода и вся ваша электроника накроется.
Благов уже всем телом повернулся к Денису, молча и сумрачно всматривался в его лицо. Денис сразу заерзал, ему стало не по себе от этого рассматривания. Он что-то еще пробормотал и заспешил вон из лаборатории.
Я догнал его уже на лестнице.
- Какая муха тебя укусила, Денис? - набросился я на него. - Что за воду ты еще придумал? Или у тебя от твоих чисел ум за разум заскочил. Одно слово - "водопроводчик"...
Впервые Денис улыбнулся широко и добродушно. Но при этом он смотрел поверх моей головы и видел что-то недоступное моему пониманию.
Махнув на него рукой, я возвратился в лабораторию.
На следующий день начались так называемые ходовые испытания дефектоскопа. С нашего курса я стал единственным, кого Благов включил в бригаду испытателей, и мне пришлось ради этого пропустить лекции.
Пульт, за который мне предстояло встать вместе с научными сотрудниками кафедры, был огромен. В виде подковы, он занимал всю торцовую стену лабораторного зала. Я оказался почти рядом с Аркадием Алексеевичем, и хотя мне предстояло всего лишь записывать показания температурных датчиков, я чувствовал себя так, словно мне доверили установить контакт с инопланетной цивилизацией.
Я видел, как Благов нажал кнопку, и сразу, подчиняясь приказу автоматики, пришли в движение нити приборов, заметались змейки на экранах осциллографов, замигало многоцветие сигнальных ламп.
Все началось привычно и буднично. Я мог бы заранее сказать, какие результаты мы получим. И тем не менее меня не покидала восторженность, непривычная приподнятость. Я такого еще не переживал. В голову лезли всякие непрошеные мысли. "Сегодняшний эксперимент, - внушал я себе, - твоя стартовая площадка для полета в будущее. В сверкающее будущее! И это неважно, что оно пока скрыто в тумане и ты еще не представляешь, в какой именно области науки проявишь себя. Важно, что ты рожден для этого. Твое участие в сегодняшнем эксперименте - лучшее тому доказательство..."
Если бы такие слова в моем присутствии произнес кто-то другой, они бы рассмешили меня своей напыщенностью, дутым самомнением. А во мне они звучали, как музыка.
Это неважно, что у меня нет конкретной цели, облеченной в страстную мечту. Мне было известно, что многие гениальные ученые уже в ранней юности имели такую цель. Я же походил на путешественника, который отправляется в неведомые края, где он никогда не бывал. Он еще не знает, что увидит там. У него страстное желание - увидеть! И его уже не останавливают ни возможные трудности пути, ни даже смертельные опасности...