Послушник был облачен в полуброню, которую в других орденах выдавали скаутам. У Испивающих Души новички не служили скаутами на поле боя. Вместо этого, они перенимали науку войны, сопровождая старших братьев, постигая смысл бытия Астартес. Остроглазый и расторопный Сотелин быстро учился. Возможно, он заслужит право стать полноправным братом. Возможно — нет.
— Ничего значительного, — ответил Дениятос. — Не деяния делают нас теми, кто мы есть, послушник. А полученные знания. Если хочешь добавить новую строку в песнь о свершениях Дениятоса, отметь, что он чуть лучше стал понимать нашего врага.
— Непременно, брат-сержант, — произнес Сотелин. — Прошу тебя поделиться открывшимся тебе знанием.
— Мы победим, — сказал Дениятос. — Существует ли большая истина?
*Из «Границ моральной стойкости» стр. 3876.
Сотелин сделал запись пером в инфо-планшете, который держал в руках, ярко светящиеся зеленые слова на низком готике побежали по экрану.
Калинос похлопал Дениятоса по наплечнику.
— Братья желают, чтобы ты провел ритуалы, — обратился к сержанту космодесантник. — Наш прицел был верен сегодня. Мы почтим его.
— Проведи ритуалы, брат Калинос, — ответил Дениятос. — Тебе не стоит беспокоиться о прицеле. В том, как ты стреляешь, нет недостатков. Скорее, тебе не хватает духовного понимания. Часы, потраченные тобой на тренировки с болтером, должны были быть совмещены с медитацией и изучением священных писаний ордена. Проведение ритуалов будет с этого момента твоей обязанностью.
— Как скажешь, брат, — отозвался Калинос.
Калинос собрал вокруг себя оставшихся воинов полу-отделения Дениятоса и преклонил колени с братьями. Они положили болтеры и тяжелый болтер Даггерана на землю, благодаря машинных духов оружия за верную службу и обещая почет и реки пролитой крови врагов в обмен на дальнейшую благосклонность. Столь много быта ордена было в подобных вещах, в деталях ритуала. Именно это сплачивало Испивающих Души. Без этих мелочей Испивающие Души были бы простыми солдатами.
Окинув взглядом монастырь, Дениятос увидел капитана Гарна и полковника Севайнских разбойников Рейлара, идущих по направлению к часовне. Командующие что-то обсуждали, возможно, план следующего штурма. Передышка вряд ли продлится дольше нескольких часов, Гвардия и Астартес пойдут дальше, как только плацдарм будет надлежащим образом укреплен.
За монастырями располагалась Гробница Малкадора. Сигиллит Малкадор, конечно, не был там похоронен, но каким-то образом эта часть Дворца заполучила его имя, и теперь считалось, будто Малкадор и правда был там погребен. Гробница была настоящим лабиринтом, и, по имевшимся сведениям, Храмовники вместе с телохранителями Вандира — Невестами Императора, укрепили там каждый перекресток и проход. Это будет кровавая баня. Многие гвардейцы погибнут. Некоторые Испивающие Души тоже. Огненные Ястребы уже обходили гробницу с фланга, отрезая пути подкреплениям извне. Глухие звуки далеких взрывов то и дело отдавались через каменную кладку стен и пола.
Внимание Дениятоса привлекло что-то еще. Несколько севайнских солдат сидели и пели, словно пьяные, с той поправкой, что, похоже, выпивки у них не было. Они чествовали кого-то из своей компании, но кого точно, Дениятос разобрать не мог.
— Он бесстрашен! — выкрикнул кто-то. — Этот человек, больше чем просто человек! Он смотрел в морду Великому Кровоплюю Карадона и не дрогнул!
— Он был пленником владыки Друвана Нечистого! — воскликнул другой. — А когда выбрался, то принес шкуру Нечистого с собой!
— Мы не потерпим поражения, пока он жив! — встрял еще один голос. — Только не тогда, когда среди нас есть воин, прошедший все поля сражений, начиная с Хироса и до самой Джанны. Он проехал двадцать тысяч километров, чтобы перерезать глотку Пустынному королю! Он сыграл кровавый марш на черепе кардинала Борейского!
Солдаты одобрительно загудели, и Дениятос понял, что стал свидетелем их ритуала, грубой аппроксимации ритуальных обрядов Астартес, помогавших привести разум в порядок после боя.
Дениятос подошел к гвардейцам. Первый, кто его заметил, казалось, съежился, едва космодесантник приблизился. Остальные прекратили празднование и повернулись к нему. Самый высокий из солдат едва дотягивался Дениятосу до плеча, броня делала космодесантника вдвое шире обычного человека. На гладко выбритом черепе и лице, пусть и достаточно молодом для Астартес, хватало отметин войны, чтобы посрамить любого ветерана из числа гвардейцев.
— О каком человеке, — спросил Дениятос, — вы говорите?
Пару секунд солдаты молчали. Они разглядывали сержанта с ног до головы — золоченую чашу на наплечнике, резного орла на керамитном нагруднике и трехгранный символ похода на одном из поножей.
— Фиделионе, — ответил кто-то.
— Фиделион! — поддержал другой. — Величайший солдат всех времен! Каждый севайнец знает его имя.
— Он здесь сейчас? — продолжил расспросы Дениятос.
— Да! Он до смерти забил четырех Храмовников. Он даже добыл голову Невесты.
— Где он?
Один из севайнцев повернулся и указал колонну неподалеку. Там был разбит небольшой лагерь — палатка, костер, несколько ящиков со снаряжением и боеприпасами.
Дениятос покинул солдат и отправился в сторону бивака. Одинокий гвардеец сидел на ящике с боеприпасами и подогревал на огне несколько рационов «мертвечины». Лазган был прислонен к колонне за спиной солдата, сам он был одет в поношенные брюки и жилет. На фоне костра выделялись голые руки, покрытые вытатуированными счетными отметками, уходившими под жилетку спереди и сзади. Лицо гвардейца было вытянутым и тощим, а волосы бледными. С первого взгляда было видно, что на груди воина уже не хватало места для медалей, поэтому часть из них размещалась на цепочке личного жетона и брючном ремне. Некоторые свисали с рукояти и дула лазгана.
— Ты — Фиделион, — обратился к нему Дениятос.
Человек поднял голову, собственный глаз у него был один. Второй был заменен бионикой, не такой утонченной, как та, что досталась Калиносу в кузницах ордена. Довольно грубая бионика гвардейца крепилась к стальной пластине, закрывавшей половину лба владельца.
— Да, я, — ответил солдат.
Фиделион стал первым человеком на памяти Дениятоса, кто выдержал взгляд Астартес. Он не дрогнул, как и говорили его сослуживцы. Было ясно, что мужчина рассматривал Дениятоса, всего лишь как другого солдата.
— Я слышал, что ты — герой.
— Так говорят другие, — ответил Фиделион. — Мне повезло, что мои побратимы считают меня достойным.
*Полковые записи, хоть их и нельзя назвать исчерпывающими, не содержат информации о человеке с таким именем, служившим в рядах какого-либо соединения севайнцев.
— В судьбе солдата нет места везению, — сказал Дениятос. — Он творит свою судьбу сам.
— Значит, я неплохо справляюсь, — поддержал разговор Фиделион. — Мне выпал шанс пасть на Святой Терре. Сколько гвардейцев могут похвастаться тем же? Бьюсь об заклад — ни один со времен Ереси.
— Ты прибыл, чтобы умереть здесь?
— Я прибыл сюда сражаться, потому что получил приказ, — Фиделион потыкал заскворчавшие на огне рационы. — Так же как и ты, как и все остальные парни. Все мы здесь солдаты. В конце концов, все мы похожи.
— Я не считаю тебя похожим на других гвардейцев, — произнес Дениятос, махнув рукой в сторону остальных севайнцев, занятых отдыхом и чисткой оружия. Они преклоняются пред тобой.
— Для Астартес, ты проявляешь слишком много интереса к делам обычных людей, — ответил Фиделион. Он сказал это без злого умысла, продолжая помешивать «мертвечину». Это было мрачное варево из белка и питательных веществ. Гвардейцы находили какое-то особое веселье в распространении баек о том, что рационы и вправду делают из мяса покойников.