В конце концов откуда-то издалека, с дороги, до меня донёсся звук шагов.
Шаги с каждой секундой приближались.
Топ… топ… топ… топ…
Это отец? Или кто-то другой?
Я сидел тихо, вглядываясь в дорогу, едва различимую в лунной дымке.
Топ… топ… топ… топ…
Вдруг из лунной темноты появилась фигура.
Отец!
Я спрыгнул со ступенек и со всех ног помчался к нему.
— Дэнни! — закричал он. — Что, скажи на милость, произошло?
— Я думал, с тобой случилось что-то ужасное, — пробормотал я.
Он взял меня за руку и в полной тишине повёл до фургона. Потом уложил в кровать.
— Прости меня, — сказал отец. — Я не должен был этого делать. Но ведь раньше ты никогда не просыпался, разве не так?
— Папа, куда ты ходил?
— Ты, наверное, устал.
— Я не устал. Может, мы ненадолго зажжём лампу?
Отец поднёс спичку к фитильку лампы, свисающей с потолка, и слабое желтоватое пламя осветило фургон.
— Давай выпьем чего-нибудь горячего, — предложил он.
— Давай.
Он зажёг парафиновую горелку и поставил чайник.
— Я тут решил кое-что, — сказал он. — Хочу посвятить тебя в страшную тайну всей моей жизни.
Я сидел на кровати и наблюдал за отцом.
— Ты спросил, где я был. Так вот, я был в лесу мистера Хейзла.
— В лесу? Так далеко?
— Шесть с половиной миль, — пояснил отец. — Я знаю, что не должен был уходить. И очень, очень сожалею. Прости. Но у меня была на то причина… — Его голос затих.
— Зачем тебе понадобилось идти в лес мистера Хейзла? — спросил я.
Он насыпал в две кружки какао-порошок с сахаром, медленно и аккуратно перемешивая, будто имел дело с лекарством.
— Ты знаешь, что такое браконьерство? — спросил он.
— Браконьерство? Нет, не совсем.
— Это когда охотники забираются ночью в чужой лес и приносят оттуда что-нибудь для котелка. В разных местах и браконьерство разное. В наших краях это в основном фазаны.
— Ты имеешь в виду, что их крадут?
— Не совсем так. Охота — это искусство. Великий браконьер — это великий артист.
— Так ты этим занимался в лесу? Ловил фазанов?
— Да, я оттачивал своё мастерство, — сказал он. — Мастерство браконьерства.
Я был потрясён. Мой отец — вор! Этот заботливый, замечательный человек! Я не мог поверить в то, что по ночам он ходит по чужому лесу и ловит ценных птиц, принадлежащих кому-то другому.
— Чайник кипит, — сказал я.
— А, да.
Отец разлил кипяток по кружкам и принёс мне мою. Затем взял свою кружку и присел на краешек моей кровати.
— Твой дедушка, мой отец, был величайшим браконьером. Он и меня всему научил. Я заразился от него браконьерской лихорадкой, когда мне было десять, и с тех пор никак не могу от неё избавиться. Понимаешь, в те времена почти каждый мужчина в нашей деревне выходил по ночам в лес на ловлю фазанов. И делали они это не только из спортивного интереса, а чтобы прокормить семью. Во времена моего детства в Англии было много безработных, и многие семьи буквально голодали. А в лесах богатых людей тысячи фазанов кормили как королей, дважды в день. Разве можно винить моего отца в том, что он время от времени отправлялся в лес и приносил оттуда пару птиц на ужин?
— Нет, конечно, нет. Но мы же не голодаем, папа.
— Не в этом дело, Дэнни, мальчик мой! Ты главное упустил. Браконьерство — захватывающий, увлекательный вид спорта. Однажды попробовав, невозможно остановиться. Только представь на минуту, — сказал отец, поднимаясь с кровати и жестикулируя кружкой. — Только представь: ты один в тёмном лесу, а лес полон сторожей, притаившихся за деревьями, и у них у всех ружья…
— Ружья?! — Я чуть не задохнулся. — У них нет ружей.
— У всех сторожей есть ружья, Дэнни. Иначе как они будут защищаться от всяких бродяг, от лис, горностаев и ласок, которые охотятся на фазанов? Но у них найдётся и котелок для браконьера, если они его выследят.
— Пап, ты шутишь?
— Вовсе нет. Но стреляют сторожа, только когда ты пытаешься убежать. Они предпочитают перец и стреляют в ноги с расстояния примерно тридцать ярдов.
— Да как они смеют! — воскликнул я. — Они могут попасть в тюрьму за стрельбу по людям.
— В тюрьму можно попасть и за браконьерство, — уточнил отец. В его глазах появился блеск, который я раньше не замечал. — Когда я был мальчиком, как ты, Дэнни, и ночью иногда заглядывал на кухню, то видел, как мой отец лежит на столе лицом вниз, а мама стоит над ним и кухонным ножом выковыривает у него из затылка ружейную дробь.