— Этого недостаточно, — сказал отец. — Нам нужно по крайней мере сто. — Он задумался, а потом вскричал: — Минутку! Придумал. — Он начал осторожно собирать капсулы в пузырёк, а собрав, пояснил: — Мы разделим порошок из одной капсулы на четыре изюминки. Другими словами, на каждую изюмину четверть дозы. Так мы сможем накормить двести фазанов.
— А хватит ли четверти дозы для того, чтобы они уснули? — засомневался я.
— Конечно, мальчик мой. Подумай сам, во сколько раз фазан меньше человека?
— Во много, много раз.
— Ну так вот. Если одной таблетки достаточно, чтобы усыпить взрослого человека, фазану потребуется гораздо меньше.
— Но, папа, ты не сможешь поймать двести фазанов на двести изюмин.
— Почему?
— Потому что самые жадные птицы могут заглотить по десять штук.
— Ты прав, — согласился отец. — В определённой степени ты прав. Но мне почему-то кажется, что этого не произойдёт. Если я буду очень внимателен и разбросаю изюмины на приличном расстоянии друг от друга. Не беспокойся об этом, Дэнни. Я уверен, что у меня получится.
— И ты обещаешь взять меня с собой?
— Обещаю. Мы назовём этот способ «Спящей красавицей». Это станет поворотным пунктом в истории браконьерства.
Я тихо сидел на кровати и смотрел, как отец складывает капсулы в пузырёк. Мне как-то не верилось в происходящее, не верилось, что мы в самом деле собираемся это проделать, что нам вдвоём удастся усыпить целую стаю призовых фазанов мистера Виктора Хейзла. При одной мысли об этом мурашки побежали у меня по телу.
— Захватывающе, не правда ли? — спросил отец.
— Я даже думать об этом боюсь, папа. Меня в дрожь бросает.
— Меня тоже. Но теперь мы должны сохранять полное спокойствие. Нам необходимо очень тщательно разработать наши планы. Сегодня среда. Сбор охотников назначен на следующую субботу.
— Боже! Остаётся три дня. Когда же мы с тобой пойдём в лес и примемся за дело? — с жаром спросил я.
— За день до охоты. В пятницу, — ответил отец. — Тогда об исчезновении фазанов они узнают, только когда охота начнётся.
— Но пятница уже послезавтра! Папа, нам нужно поторопиться, если мы собираемся изготовить к этому времени двести изюминок.
Отец поднялся и стал расхаживать по фургону.
— Итак, план действия. Слушай внимательно, — начал он. — Завтра четверг. Я отведу тебя в школу, зайду в магазин Купера в деревне и куплю два пакета изюма без косточек. Вечером этот изюм мы замочим на целую ночь.
— Но тогда у нас останется только пятница, чтобы подготовить двести штук изюма, — сказал я. — Ведь каждую изюминку нужно надрезать, засыпать в неё порошок и зашить. А я целый день буду в школе.
— Нет, не будешь. В пятницу ты простудишься, и мне придётся оставить тебя дома.
— Ура! — закричал я.
— Мы не будем открывать в пятницу заправочную станцию, — продолжал он. — Вместо этого мы запрёмся здесь и приготовим изюм. Мы легко управимся за один день. И тем же вечером выйдем на дорогу и отправимся в лес делать своё дело. Всё ясно?
Отец был похож на генерала, излагающего план битвы своим подчинённым.
— Всё ясно, — подтвердил я.
— И ещё, Дэнни: в школе никому ни слова.
— Папа, ты же знаешь!
Он поцеловал меня перед сном и прикрутил фитилёк лампы, но прошло немало времени, прежде чем я заснул.
Четверг и школа
На следующий день был четверг. В это утро, перед тем как отправиться в школу, я сбегал за фургон и подобрал с земли два яблока с нашего дерева — одно для себя, другое для отца.
До чего же это здорово — идти и жевать яблоко со своего дерева. Конечно, это можно делать только осенью, когда фрукты созревают, но, что ни говори, не многим семьям так везёт. Может, одной на тысячу. Наши яблоки назывались «Кокс оранж пипин», и мне нравилось их название, почти так же, как и их вкус.
В восемь часов под лучами неяркого осеннего солнца мы шли в школу и хрустели яблоками.
Клинк… звенела папина железная ступня, опускаясь на твёрдую почву. Клинк… клинк… клинк…
— Ты взял денег, чтобы купить изюм? — спросил я отца.
Он опустил руку в карман и побренчал монетами.
— А Купер открыт в такую рань?
— Да, — сказал он. — Они открываются в восемь тридцать.
Мне очень нравились эти утренние прогулки в школу с отцом. Всю дорогу мы разговаривали. Правда, в основном говорил отец, а я просто слушал, но всё, что он говорил, было завораживающе интересным. Поля и леса, ручьи и реки и все существа, их населяющие, были частью его жизни. Он был механик по профессии, и механик первоклассный, но я уверен, из него мог бы выйти прекрасный натуралист, получи он хорошее образование.
Давным-давно я узнал от него названия деревьев, полевых цветов и различных трав, что растут в полях. И всех птиц также. Я узнавал их не только по их виду, но и по их голосам и песням.
Весной мы искали птичьи гнёзда, и, когда находили, отец поднимал меня на плечи, чтобы я мог заглянуть в них и рассмотреть яйца. Но дотрагиваться до них мне никогда не дозволялось.
Отец говорил, что гнездо с яйцами — одно из самых больших чудес на свете. Я думал так же, как он. Гнездо певчего дрозда, например, было выложено изнутри сухой глиной и отполировано как дерево, в нём лежало пять светло-голубых яиц с чёрными пятнышками. Гнездо жаворонка мы нашли однажды посреди поля, прямо в траве. Даже не гнездо, а неглубокая ямка с шестью маленькими коричнево-белыми яйцами.
— Почему жаворонки вьют гнёзда прямо на земле? Разве они не боятся, что их затопчет корова?
— Никто этого не знает. Но так они делают всегда. Вот соловьи тоже гнездятся на земле. Так же, как фазаны, куропатки и рябчики.
В одну из наших прогулок из живой изгороди выскочила ласка, и я тут же узнал много интересного об этом маленьком создании.
— Ласка — самая храбрая из всех животных. Мать до конца защищает своих детёнышей. Она никогда не убегает, даже от лисы, которая в несколько раз крупнее её. Она охраняет своё потомство из последних сил, пока лиса не убьёт её.
В другой раз я сказал:
— Послушай, папа, как трещит кузнечик.
— Это не кузнечик, мой дорогой, а сверчок. А ты знаешь, что они слушают ногами?
— Правда?
— Сущая правда. И у кузнечиков ушки находятся по краям живота. Им ещё повезло, потому что мириады насекомых на земле не только глухие, но и немые и живут в мире тишины.
В этот четверг по дороге в школу в ручье за живой изгородью заквакала лягушка.
— Дэнни, ты слышишь?
— Да.
— Это квакша зовёт свою жену. Раздувает подгрудок и издаёт такой вот звук.
— Что такое подгрудок?
— Свисающая кожа на горле. Квакша может надувать её, как шарик.
— А что происходит, когда жена его слышит?
— Она скачет к нему. Она счастлива, что её пригласили. Я расскажу тебе кое-что смешное об этих лягушках. Зачастую им так нравится собственный голос, что жёнам приходится несколько раз толкнуть своих мужей, чтобы те прекратили квакать и открыли им наконец свои объятия.
Я засмеялся.
— Не смейся слишком громко, — сказал отец, подмигивая мне. — Мы, мужчины, мало чем отличаемся от них.
У школьных ворот мы расстались, и отец пошёл покупать изюм. Дети втекали в школьные ворота и направлялись по дорожке к главному входу. Я присоединился к ним, но шёл молча, ни с кем не разговаривая. Ведь я хранитель великой тайны, а одно неосторожное слово может испортить величайшую в мире экспедицию за фазанами.
Наша маленькая деревенская школа располагалась в одноэтажном доме. Над входной дверью в каменную кладку была вмурована плита с надписью:
«Эта школа была построена в 1902 году в честь коронации Его Величества короля Эдуарда VII».