— Свет-Людмила, что же это ты не бережешь своего начальника?.. А вот это уж я не знаю, как. Думай. А пока дай мне Тарахтелюка.
Он осторожно присел, растянул сложенный гармошкой ватманский лист с доброй сотней фамилий.
— Константин Сергеевич, изложи-ка, как там наши дела по ватману?
— Процентов на сорок. К вечеру будут все шестьдесят, — доложил подполковник.
Да, Тарахтелюк говорит только то, в чем уверен на сто процентов. Какие все же разные они с Варахой, и правда его, Моржаретова, что удалось отстоять Костю на должность начальника отдела!
— Добро. Подзадержись-ка на службе, я вызову машину и подъеду, посмотрим вместе.
В департаменте практически никого уже не было, если не считать попавшихся навстречу двух похожих на куклу Барби девушек в форме. Вспомнил, что сегодня показ образцов формы, которая шьется для сотрудников налоговой полиции.
— Вы носите ее в последний раз? — остановил он девушек. Поняв, что они не поняли его юмора, спросил конкретнее: — Ваш образец утвердили?
— Ой, нет, а она нам так нравится! — дружно заговорили Барби и насели на него, словно от него зависело окончательное решение: — Смотрите, какая удобная и современная, французский вариант. Ведь вам нравится?
— Мне вы нравитесь, — улыбнулся наивности девушек полковник: форму шьют не только для красоты и удобства, а еще и в соответствии с финансовыми возможностями.
Однако и девчата оказались не такими уступчивыми.
— Но мы вам нравимся именно в такой форме?
— И в такой тоже, — сдался Моржаретов.
— Проголосуйте за нее, — вновь попросили девчата и, дождавшись, когда он согласно кивнет, застучали каблучками дальше — отлавливать новых «поддержантов».
Ну вот, уже и форма шьется. И история пишется. Какими будут ее страницы? Чем заполнятся?
Тарахтелюк сидел в кабинете один, рассматривая точно такой же лист ватмана, как и у Моржаретова. Против большинства фамилий стояли одному ему понятные знаки. Молча поздоровавшись, они склонились над столом.
— Вот эти двадцать три человека в свое время служили в министерстве, были жесткими государственниками и ни в одну коммерческую структуру не вступили, — сразу перешел к делу Тарахтелюк. — Сейчас они влияют каким-либо образом на ситуацию вокруг нефти?
— Вряд ли. Если только дружескими советами, но, боюсь, в них сейчас мало кто нуждается. Дальше.
— Это депутаты Госдумы и Федерального собрания.
Метки на этот раз оказались более жирными, и Моржаретов, хотя и знал все фамилии наизусть, перечитал их еще раз.
— Твои соображения?
— Самого рьяного отстаивателя интересов России они убрали. Думаю, по второму разу они здесь не пойдут. Да и убийства депутатов берутся под особый контроль, что им совершенно не нужно.
— Согласен, хотя и не совсем.
— Далее идут члены правительства. Они под охраной, и я не думаю, что кто-то из них так уж сильно насолил мафии, что его нужно убирать. Хотя ребят из охраны я все же на всякий случай предупредил бы.
— Есть резон, — согласился полковник, не став сообщать, что еще утром он решил этот вопрос.
— Меня больше притягивают почему-то помощники и советники тех, кто решает нефтяные дела. Вот они все у меня под отдельным вопросом. И особенно Сергей Сергеевич. — Он ткнул карандашом в одну из фамилий, в самом низу списка. — В последний месяц у него вышло сразу три статьи на эту тему — в «Известиях», «Экономике и жизни» и «Независимой». И дана сноска. — Тарахтелюк извлек из папки «Независимую газету», прочел: — «Автор обещает вернуться к этой теме еще раз и развить свое видение данной проблемы».
— Ну-ка, ну-ка, — подался к ватману Серафим Григорьевич. Застонал от неловкого движения, но, когда довольный реакцией на свой доклад Тарахтелюк хотел помочь, отвел его руку. — В редакцию звонил?
— Звонил. На статью поступило около десятка откликов, трое интересовались, когда ждать продолжения.
— И?
— Всем им ответили, что автор принесет статью через три дня.
— Значит, у нас осталось сегодня и завтра. Сегодня и завтра. Что с остальными?
— Можно обратить особое внимание на тех, кто когда-то занимался нефтяными делами в Союзе, а затем уехал за границу. Вот эти пять человек и страны, где они живут.
— Немедленно подготовь проект служебной записки от имени Директора департамента в ФСК и Главное разведуправление Генштаба — пусть разыщут их и определят, чем они занимаются в данный момент. Но это дело второе. Главное — Сергей Сергеевич. Дай-ка мне все данные, я к Директору. Будь на месте, скорее всего понадобишься.
В коридоре Моржаретов столкнулся с Соломатиным, выходящим из лифта.
— Ты тоже жди меня, — приказал он Борису.
— Есть, — ответил тот, ничего не понимая.
Прояснилось через полчаса.
— Берешь оперативно-боевую группу и мчишься вот по этому адресу. Блокировать все ходы и выходы, отмечать всех, кто подходит к квартире вот с этим номером. Там проживает некий Сергей Сергеевич. Пока мы согласуем все действия с милицией, отвечаешь за его жизнь головой, — выдал ожидающему в кабинете оперативников Соломатину первый приказ Моржаретов. Тарахтелюк, на все вопросы Бориса молчавший как рыба, незаметно от начальства развел перед Борисом в извинении руки: всему свое время, не я здесь командую.
— Кстати, а ты почему шляешься по коридорам департамента, а не своего общежития? — поинтересовался наконец полковник поздним пребыванием на службе Бориса.
— Ждал звонка.
— Перезвони сам, извинись.
— Теперь уже поздно, — с сожалением произнес Борис, для собственного успокоения посмотрев на часы.
— Ничего, — неумело успокоил полковник. — Времени вызывать кого-то другого нет, а на тебя у меня надежда.
Но даже эта скромная похвала показалась ему сентиментальной, и он грубовато смазал ее:
— Не знаю, что там может быть. но… может быть. Ночью колобродить не будем, а утречком тебя сменят. Машина и люди на выходе. Удачи.
Оперативно-боевая группа — три только что пришедших на службу лейтенанта — жалась на заднем сиденье дежурной машины. В двух словах Борис обрисовал им ситуацию, назвал водителю адрес. Чтобы миновать одностороннее движение Маросейки, выехали из внутреннего дворика в проулок и стали закручивать на Солянку. Аршинными буквами справа на заборе промелькнул призыв: «Рожайте детей в январе!» Зачем и почему, не разъяснялось, но лозунг каким-то образом напомнил о Наде, о несостоявшейся сегодняшней встрече.
А как все прекрасно было вчера, когда они сидели до самого закрытия в кафе на Арбате и Надя рассказывала и рассказывала о своей жизни с Иваном!
— К сожалению, наш Черевач оказался иждивенцем, — грустно поведала она о причине их разрыва. — И это не вдруг, не неожиданно, а с первых дней знакомства. Не знаю, как он вел себя в коллективе…
— Да вроде ничего особенного не замечалось, — не стал брать грех на душу Борис. Хотя можно было если и не поддакнуть, то хотя бы промолчать и косвенно подтвердить: да, он всегда был такой, а вот меня, другого, ты не заметила…
Надя с грустной улыбкой пожала плечами: значит, это досталось лишь ей.
— Вроде дошли с ним до того момента, когда можно целоваться, уже жду я сама этого поцелуя. И вот однажды в подъезд забежали погреться, прижались друг к другу… Тебе неприятно? — вдруг вспомнила она, что встречи-то эти с Иваном были тайными от него, Бориса. Ведь всегда втроем встречались в увольнении…
— Говори. Выговорись. Я твой друг. — Борис не знал, приятно ли ему будет слышать об интимных отношениях своих друзей, но Наде, видимо, в самом деле нужно было выговориться. И он заранее сжался.
Надя благодарно погладила его руку, поколебалась, но продолжила рассказ:
— Стоим, а я дрожу и уж не знаю, от чего — то ли от холода, то ли от близости. Жду: вот прикоснется. И придумываю, что ответить и как ответить… А он вдруг сам откинулся к стене, прикрыл глаза и просит: «Поцелуй меня». Ужас. Можешь понять мое состояние? А он стоит, ждет.