Выбрать главу

– А можешь максимально кратко напомнить эту разницу?

– Правительство обслуживает людей, а государство управляет ими.

– Пожалуй, это слишком кратко.

– То-то же, – Джелла усмехнулась, – ладно, объясняю на пальцах. Когда ты заказываешь уборку дома, тебя интересует, чтобы за определенную плату там навели чистоту и тебе по фигу, кто конкретно это сделает. Теперь прикинь, если ты заказал, кто будет делать, но не определил, что именно делать и почем. Ты вернулся домой и видишь: чистота так себе, зато книги на полках и картинки на стенах другие, чем были, ящик стола вскрыт, часть писем выброшена, а вместо халата в ванной висит пижама в клеточку. Стоимость всех этих художеств включена в счет и внизу приписка: мы решили, что так будет лучше.

– Это почему еще?

– Это потому, что у тебя похозяйничало государство. Государство – это каста, которая предписывает обществу какие угодно законы и взимает с людей какие угодно подати. Восточная деспотия делает это открыто, а западная демократия это маскирует с помощью выборов, но суть одна и та же. Государство может заставить тебя отчитываться обо всех доходах и платить в бюджет любую долю от них. Государство может навязать тебе такие правила бизнеса, что ты останешься нищим. Государство может оштрафовать тебя и твою подружку за то, что вы пьете вино и спите вместе без специального разрешения.

– То есть, государство может делать с людьми вообще что угодно?

– Йо! Собирается человек 500 из этой касты, штампуют специальный закон – и все.

– Но есть же выборы. Почему не избрать вместо этой касты других людей?

Джелла ответила характерным жестом, хлопнув ладонью левой руки по сгибу локтя правой, после чего пояснила:

– У тебя ни черта не выйдет. Каста пронизывает все структуры управления и все каналы массовой информации. Выборы устроены так, что шансы есть только у членов касты. Я лично знаю только один проверенный способ это изменить.

– Алюминиевая революция?

– Она самая.

– То есть, – сказал репортер, – смысл алюминиевой революции был в том, чтобы никто за людей не решал, как для них будет лучше?

– Ага. А кто пробует решать – тому расстрел или депортация, смотря по обстоятельствам.

– Понял. Кажется, мы добрались до сути дела, а?

– Йо, – Джелла энергично кивнула.

– В таком случае, помоги разрешить одну дилемму о правах граждан. Граждане ведь могут прибегнуть к уличным акциям, если нарушены их права?

– Запросто, – подтвердила она.

– Вот, – продолжал Секар, – группа граждан выходит на улицу с требованием прекратить их дискриминацию по религиозным и моральным убеждениям. Что здесь неправильно?

– Уточни их требования. Что написано на транспарантах?

– Кажется так: Прекратить унижение веры. Долой культ разврата.

– Ну и при чем тут дискриминация? – спросила Джелла, – если им не нравится, как кто-то отзывается об их вере, то это их проблемы, а разврат вообще безразличен для Хартии.

– Но в их заявлении пояснялось, что они подвергаются унижению, как социальная группа.

– Бред, – отрезала она, – объектом дискриминации могут быть только конкретные люди. Никто из этих типов не был лично ограничен в правах по сравнению с другими людьми.

– Это точно? – спросил репортер.

– Абсолютно. Ни одна социальная анкета даже не содержит графы «религия». Это такой же приватный вопрос, как пищеварение.

– Кстати о пищеварении, – сказал он, – как быть, например, со школьными занятиями?

– Ты о чем?

– Об уроках биологии человека. В ряде религий это считается неприемлемым.

Джелла презрительно фыркнула.

– Бро, этот вопрос разъяснен 8 лет назад в деле Оскар. Согласно Хартии, школа служит, чтобы давать молодежи актуальные навыки и знания о природе, человеке и обществе. Для этого нужно показать свойства человеческого тела. Если в какой-то религии табу на это…

– То что делать представителям такой религии? – перебил Секар.

– Это – их проблемы. Может, у кого-то таблица умножения считается непристойной.

– Но, согласись, это означает религиозную дискриминацию.

– Нет. Если у человека в аттестате прочерки, он в худших условиях не из-за религии, а из-за отсутствия знаний. Семья Оскар ссылалась на практику стран, где не преподают то, что считается недопустимым в их религии, но суд разъяснил, что это противоречит Хартии.

– Почему?

– Потому, – сказала Джелла, – что они требовали не увеличения своих прав, а уменьшения прав остальных школьников. Они хотели не получить что-то себе, а только отнять что-то у других. Заведомо деструктивное требование. Врубаешься?

Секар почесал в затылке.

– Не уверен. А можно обратный пример на ту же тему?

– Легко. Китайцы и школьные бассейны. Когда мы подписали с Китаем договор о дружбе, в Меганезию приехало полмиллиона семей. Вдруг сюрприз: большинство их детей не умеют плавать, а ведь здесь океан для детей – это… Ну, понимаешь.

– Еще бы! – согласился репортер, – ни один школьный пикник без этого не обходится.

– Китайцы учредили родительские комитеты и забросали всех жалобами, – продолжала она, – почему на физкультуре не учат плавать? Соблюдайте Хартию! Раньше это никому в голову не приходило, обычно здесь дети учатся плавать раньше, чем ходить, а тут – факт налицо. Плавание – актуальный навык, и школа обязана этому учить.

– Выходит, эти бассейны появились из-за китайских иммигрантов?

– Выходит, так.

– То есть, – резюмировал Секар, – они требовали что-то для себя, и это конструктивно?

– Йо!

– Понял. Теперь давай я расскажу по-своему, а ты поправишь.

– Валяй, – согласилась она, отхлебывая саке.

7. Порядок – для человека, а не человек – для порядка
Репортер последовал ее примеру, после чего выдал:

– Приходит сын с митинга коммунистов. Отец спрашивает: чего они хотят? Сын отвечает: чтоб не было богатых. Отец удивился: а почему они не хотят, чтоб не было бедных?

– Ну… – задумчиво протянула Джелла, – Да, вроде того. Идефикс о порядке ради порядка.

– Этого я уже не понял, – признался он.

– Это элементарно, Малик! Взять те же школьные бассейны. Комитет «Наша семья» потребовал не пускать туда на переменах. Подросткам не охота возиться с мокрыми тряпками и многие купаются голыми. Комитет утверждал, что это аморально, а права человека должны быть ограничены справедливыми требованиями морали. Суд ответил, что если и есть такое требование морали, то оно несправедливо.

– А как определили справедливо или нет?

– Суд взял тезис Платона: справедливость – это такой порядок, при котором каждый человек в полной мере реализует данные ему от природы способности.