– Порядок – для человека, а не человек – для порядка? – уточнил Секар.
– Йо! Любая другая трактовка противоречила бы Хартии.
– Ясно, – кивнул Секар, – Еще вопрос. Ты ведь ведешь дело о халатности полиции?
– Да, и что?
– Я, конечно, понимаю, что до решения суда…
– Фигня, – перебила она, – свое личное мнение я могу сообщать прессе. Готов?
– Конечно. Я весь внимание.
– Значит, так. В идеале беспорядки должны пресекаться мгновенно, но идеал – это более дорогое удовольствие, чем фонды полиции. Полиция должна устранять обычные угрозы для граждан и сообщать о необычных фактах социальной напряженности. Она сообщала о риске беспорядков вокруг «Детей троглодитов». Все могли принять меры, но этого не сделал никто. 7 объектов были разгромлены за 10 минут, а потом группа экстремального реагирования пресекла погромы. 10 минут для них нормативное время по контракту.
– Но на площади Ганди, где шел митинг против «Детей троглодитов» находились трое полицейских, – заметил репортер, – они обязаны были…
– Что обязаны? – перебила Джелла, – стрелять по толпе? А результат представляешь?
– Но «экстремалы» же открыли огонь сразу.
– На то они и экстремалы. Их учат, как и в кого стрелять при массовых беспорядках. Как ты думаешь, почему все обошлось минимальными жертвами?
– Ты хочешь сказать, что если бы те трое полицейских открыли огонь…
– Была бы мясорубка, – снова перебила Джелла, – одна неприцельная очередь из автомата по плотной толпе это несколько убитых или тяжело раненых. А была бы не одна.
– То есть, полиция действовала правильно?
– Скажем так, удовлетворительно. Конечно, задним числом можно много чего придумать, но никто не ожидал, что эти психи решатся на погромы. Ведь во время «свиного бума» всем дали понять: тут не Европа, тут с фанатиками не церемонятся.
– А что будет с убытками? – спросил Секар.
– Вероятно, мы, взыщем с полиции стоимость поврежденного имущества. В конце концов, у них на это есть страховка. Но я буду против взыскания упущенной выгоды от потери клиентов. Скандалы действуют как реклама. Клубы уже увеличили свою клиентуру.
– Логика понятна, – сказал он, – и еще вопрос о депортации. Джелла, а по какому принципу были высланы именно эти 19 человек? Мировое общественное мнение считает, что имели место репрессии по идеологическим мотивам.
– Это чушь, бро. Они подстрекали против общественной безопасности и Хартии.
– Каким образом?
– Так, как это обычно делается. Например, пастор, который кричал в мегафон…
– Джереми Вудброк, – подсказал он.
– Да, Вудброк. На видеозаписи есть, как он призывает поджигать и громить. После этого был разбит стеклянный фасад кинотеатра, а внутрь брошены бутыли с бензином.
– Он утверждает, что просто читал из библии, – заметил Секар, – и я проверял, это – правда. Глава 7 книги Второзаконие: «поступите с ними так: жертвенники их разрушьте, столбы их сокрушите, и рощи их вырубите, и истуканов их сожгите огнем».
– Свинья грязи найдет. Хоть в библии, хоть в букваре. Суду плевать, откуда он читал.
– Но для кого-то библия – священная книга, в которой верно каждое слово.
– Эти их проблемы.
– Это их право, – возразил репортер, – свобода религии есть в Хартии.
– Свобода религии не означает свободу творить на улице все, что написано в какой-нибудь священной книге, – отрезала она, – чувствуешь разницу?
– Это относится к Вудброку, – сказал Секар, – но другие представители Всемирного совета церквей в уличных беспорядках не замечены. А правозащитники из Комитета-48…
– Понятно, – перебила Джелла, – сейчас…
Она наклонилась, вытащила из-под столика спортивную сумку и стала в ней рыться. Некоторое время мелькали разные предметы, как-то: теннисная ракетка, форменное кепи ВВС Меганезии, журнал «подводная охота», мобильный телефон, маска для дайвинга… Наконец в ее руках оказался электронный блокнот.
– Вот, нашла! И почему у меня вечно такой бардак?
– Говорят, беспорядок в сумочке – признак женственности, – ляпнул Секар.
– Да? Ну, тогда не обидно. Окей, начнем с Всемирного совета церквей. Они издали заявление «Вера и Право», где дословно говорится: «Так называемая Великая Хартия защищает право на грех, а грех не должен иметь защиты, с ним нужно бороться и искоренять его. Свидетельство веры требует дел. Общество должно быть очищено от таких законов, которые оправдывают безнравственность, отдавая веру и мораль на поругание». Дальше – подписи. Это публичный призыв к уничтожению Хартии, такое карается высшей мерой гуманитарной самозащиты.
– Они говорят, что их репрессировали за веру, – вставил репортер, – и ссылаются на опыт других стран, где их не преследуют за критику морального релятивизма.
– Нет проблем, – спокойно ответила Джелла, – мы их и выслали в другие страны. Теперь о правозащитниках. Здесь сложнее. Больной вопрос о семейных правах.
– Сен Влков уже говорил мне. Ограничение прав семьи на выбор воспитания детей?
– Йо! – сказала она, – если на пальцах: конфликт прав ребенка с правами родителей. Родители хотят воспитать его по таким-то традициям, но тогда он окажется в жопе, потому что современное общество устроено не по традициям.
– Это очевидно, – согласился репортер.
– Не очень-то. Правозащитный Комитет-48 давил на то, что правительство обязано искать компромисс. А в Хартии сказано, что это, во-первых, не в компетенции правительства, а во-вторых, это вообще не компромиссный вопрос, права ребенка приоритетны.
– В Хартии так написано?
– Там написано: «Любой человек с момента рождения находится под безусловной защитой правительства, обеспечивающего базисные права каждого жителя страны».
– Но у родителей тоже есть права, – заметил Секар, – это ведь их ребенок.
– В Хартии сказано: «ни один человек не имеет никаких прав на другого человека, кроме случая принудительных гражданских ограничений и компенсаций».
– То есть, ты хочешь сказать, что мой ребенок – это как бы и не мой ребенок?
– Твой. Но не в том смысле, как твоя табуретка. Своей табуретке ты вправе отпилить ножку, а своему ребенку…
– Бррр… Джелла, ну у тебя и примеры, однако…
– Это для доходчивости, – пояснила она, – воспитание в традициях, скажем, пуританства или парсизма – это увечье. Оно объективно лишает человека возможности нормально общаться со сверстниками, получить полноценное образование, участвовать в социально-культурной жизни, найти достойную работу. Дети – не собственность родителей, а люди. Они под защитой правительства. Правительство обязано вмешаться в дела семьи, если это необходимо для защиты прав личности, так говорит Хартия.