Парень добавил:
– Я читал, у буддистов тоже практики построены на внимательном наблюдении за внутренним миром. Попробуйте сесть неподвижно и просидеть час. Рано или поздно у вас невыносимо засвербит где-нибудь за ухом. Можно почесаться. Но можно и понаблюдать за тем, как свербит, где свербит, что именно свербит. И как оно постепенно проходит. То же самое с печалью. С неотвязным желанием. И с гневом и жадностью.
– Можно нарисовать свою тревогу, – подсказала другая девушка.
– Спасибо, – сказал я.
«Нарисовать тревогу, – подумал я. – Что за бред!»
– А что твой терапевт говорит по этому поводу? – спросила ведущая.
– У меня нет терапевта, – я немного похолодел.
Ведущая, к счастью, не удивилась.
– Я бы всё же рекомендовала такие вещи проработать на личной терапии. Что-то случилось? Почему ты перестал работать со своим врачом?
– У меня никогда его не было.
– Хорошо. Я не настаиваю, но могла бы порекомендовать хорошего специалиста.
Встреча закончилась, все попрощались и вышли из комнаты, я остался в коридоре, сел на скамейку и стал перешнуровывать ботинки. Левый, потом правый, потом снова левый – люди всё не расходились. Потом решил, что если я просто буду сидеть, то это будет менее подозрительно. Здесь не задавали вопросов. И я просто оставался на скамейке, пока коридор не опустел. Тогда я встал и не спеша прошёл в одну сторону, потом в другую.
Одна из дверей была открыта – кто-то, видимо, проветривал свой маленький кабинет, потому что была открыта нараспашку и форточка. Я заглянул внутрь – к одной стене жался старый дешёвый диван из Икеи, у другой был заваленный бумагами и книгами стол. Дальнюю стену занимали полки, забитые книгами и разными мелкими игрушками.
– Вы что-то хотели?
Я подпрыгнул. Это был голос старика. Он направлялся в этот самый кабинет, но я перегородил ему дорогу.
– Вы записаны? На какое время?
– Нет, – сказал я, – не записан. Но хочу… То есть… мне нужна личная терапия.
– Вы были на группе?
Я кивнул.
– Хорошо, только вам нужно всё же к администратору сперва. Но раз уж вы здесь, то давайте быстренько согласуем время приёма. Администратор всё равно полезет в мой календарь.
Старик жестом пригласил меня в кабинет, и я прошёл. Врач прошёл следом, опустился в кресло и ткнулся в компьютер.
– Следующий четверг? Первая половина? – спросил он.
– Хорошо, – сказал я.
Старик поднял голову и посмотрел на меня. Это был странный взгляд. Он не рассматривал меня с головы до ног, но глядел пристально. Я чувствовал, что его мысли не заняты ничем, кроме меня. И потому он свободно читает обо мне совершенно всё.
Я почувствовал себя неуютно и опустил глаза.
– У вас ничего срочного, я надеюсь? – услышал я голос старика. – Хорошо себя чувствуете?
– Нет, – ответил я. – Меня пугает это. Очень пугает.
На столе среди прочего лежал серый предмет, напоминающий формой то ли луковицу, то ли яйцо.
– Что это? – спросил я.
– Вы видели это раньше? – спросил старик, продолжая меня изучать.
– Нет.
– Хорошо. Я было подумал… когда вы стояли в парке у клиники, не решаясь зайти, то как раз могли встретиться с… ну ладно. Присядьте, пожалуйста. Это… сделал один из пациентов. Как по-вашему, на что похоже?
– На работы художника М***.
Старик поднял брови.
– Вы его знаете?
Я не знал, что ответить, и сделал неопределённый жест ладонью.
– А вы? – спросил я.
– Да, кстати, что он сейчас делает?
– Он умер.
– Ах вот как. Когда?
– Два месяца назад.
Старик потёр лоб. Он о чём-то крепко задумался, мне даже показалось, что на полминуты забыл о моём существовании.
– Как странно! Так вы его знали? Почему вас-то пугает эта штука?
– Хотел бы я знать.
– М*** вам не рассказывал о своих идеях?
– Нет. Ну то есть, да. Что добро и зло существуют сами по себе как поля. Всё такое.
– А с грустью ласково обращаться не учил?
– Э-э-э. Что?
– Вижу, что нет. Так вы его ученик?
– Как сказать… Помощник.
– Простите, я быть может, глупость скажу… вы точно здесь за консультацией?
– А вы точно… психотерапевт?
Старик расхохотался, а потом вместо ответа указал на диплом, висящий на стене в рамке.
– Извините, я не над вами смеюсь. Раз уж вы упомянули имя М***… Давайте так: я расскажу вам о некоторых наших с ним делах. Быть может, вы что-то для себя проясните и расскажете мне о своём с ним знакомстве. Если пожелаете. Идёт?
Я кивнул.
– М***.. Он приходил ко мне не так давно. Возмущался… Тут вот какое дело. Лет сорок назад, когда я был ещё аспирантом, М*** был популярен у молодёжи. Вот кто сейчас ходит на художественные выставки? Так и тогда никто не ходил. А М*** вдруг сделал изобразительное искусство актуальным: народ пошёл в галереи, стал обсуждать работы. Но только своё искусство. И ненадолго. Но был, конечно, большим молодцом, пока не тронулся окончательно.