— Ромео чуть-чуть не женился на Джульетте! — заметил Ахилл Пигу. — А мадемуазель гораздо красивее, чем...
— Ну, если уж пошли разговоры из оперы... — простодушно заметил нотариус Эрбело, только что кончивший партию в вист.
— Мой собрат не слишком силен в истории средних веков, — сказал Ахилл Пигу.
— Идем, Мальвина, — позвал жену толстый нотариус, пропустив мимо ушей замечание своего молодого коллеги.
— Скажите, пожалуйста, господин Антонен, — обратилась Сесиль к супрефекту, — вы тут говорили об Анисете, горничной княгини Кадиньян, — а вы ее знаете?
— Нет. Ее знает мой Жюльен. Она крестница его отца. И они, кажется, друзья.
— Ах, постарайтесь, пожалуйста, через Жюльена уговорить ее перейти к нам! За жалованьем мама не постоит.
— Слушать — значит повиноваться, мадемуазель! Так отвечают повелителям Азии, — отозвался супрефект. — Вы сейчас сами увидите, что для вас я готов на все...
Он вышел и приказал Жюльену отправиться в карете, которая возвращалась в Сен-Синь, и во что бы то ни стало переманить Анисету.
В эту минуту Симон Жиге, который только что кончил раскланиваться и любезничать со всеми сколько-нибудь влиятельными людьми в Арси и теперь уже совершенно уверенный в своем избрании, присоединился к кружку, собравшемуся около Сесили и мадемуазель Молло. Время было довольно позднее. Пробило десять часов. Поглотив массу пирожных, оршаду, пунша, лимонаду и всяких иных напитков, те из гостей, которые пришли сегодня к г-же Марион исключительно из политических соображений и чувствовали себя несколько непривычно и стесненно в этом чересчур великосветском для них обществе, стали поспешно расходиться, тем более что они не привыкли ложиться так поздно. Остался тесный круг своих, близких людей. Симон Жиге, надеясь, что теперь ему, наконец, удастся поговорить с Сесилью, окинул ее взглядом победителя. Сесиль почувствовала себя задетой этим взглядом.
— Ты, милый мой, — сказал Антонен Симону, заметив торжествующее выражение на лице своего друга, — являешься к нам как раз в такую минуту, когда все наши обитатели Арси окончательно помешались.
— Да, да, окончательно... — подхватила Эрнестина, которую Сесиль тихонько толкнула локтем. — Сесиль и я, мы обе без ума от незнакомца, мы прямо вырываем его друг у друга.
— Во-первых, это уже не незнакомец, — заявила Сесиль, — мы знаем, что он граф.
— Какой-то проходимец! — презрительно проронил Симон Жиге.
— А вы бы позволили себе, господин Симон, — накинулась на него возмущенная Сесиль, — сказать это в лицо человеку, к которому княгиня Кадиньян присылает нарочных, который сегодня обедал в Гондревиле, а вечером будет у маркизы де Сен-Синь?
В голосе Сесили слышалось такое негодование, такая подчеркнутая резкость, что Симон пришел в полное замешательство.
— Ах, мадемуазель! — вмешался Оливье Вине. — Если бы мы все говорили друг другу в лицо то, что мы говорим за спиной, какое же у нас было бы общество. В обществе, а особенно в провинции, только и удовольствия, что позлословить.
— Господин Симон ревнует, ему не нравится, что ты так восхищаешься каким-то неведомым графом, — сказала Эрнестина.
— Мне кажется, — возразила Сесиль, — что господин Симон не имеет никакого права ревновать меня, как бы я к кому ни относилась.
С этими словами, сказанными совершенно уничтожающим тоном, Сесиль поднялась с места; все расступились, давая ей пройти, а она направилась через всю комнату к матери, которая подсчитывала свой выигрыш в вист.
— Милочка моя! — вскричала г-жа Марион, догоняя богатую наследницу. — Мне кажется, вы чересчур жестоко обошлись с моим бедным Симоном!
— А что же она такого сделала, эта проказница? — спросила г-жа Бовизаж.
— Мама! Господин Симон оскорбил моего незнакомца, он обозвал его проходимцем.
Симон последовал за своей тетушкой и вместе с ней подошел к карточному столу. Итак, все четыре действующих лица, чьи интересы были столь сильно затронуты, сошлись вместе посреди гостиной: Сесиль с матерью — по одну сторону стола, а г-жа Марион с племянником — по другую.
— Сказать по правде, сударыня, — заговорил Симон Жиге, — только тот, кто хочет непременно придраться, может рассердиться на то, что я сказал о господине, который остановился в «Муле», — о нем сейчас говорит весь город.
— Уж не думаете ли вы, что он собирается соперничать с вами? — шутливо промолвила г-жа Бовизаж.
— Я бы, конечно, никогда не простил ему, если бы он оказался причиной хотя бы самого ничтожного недоразумения между мадемуазель Сесиль и мной, — сказал кандидат, глядя на молодую девушку умоляющим взглядом.
— У вас был такой решительный тон, сударь, не допускающий никаких возражений, когда вы изрекли этот ваш приговор, что сразу можно сказать, — вы будете ужасным деспотом; впрочем, вам это подобает, потому что, раз вы собираетесь стать министром, вы и не должны допускать никаких возражений.
Между тем г-жа Марион, взяв под руку г-жу Бовизаж, увлекла ее к дивану. Сесиль, видя, что она осталась одна, тотчас же вернулась к своему прежнему кружку, не желая слушать того, что ей собирался ответить Симон. И кандидат в депутаты, оставшись в преглупом положении, один-одинешенек, возле пустого стола, начал машинально переставлять разбросанные на сукне фишки.
— Бывает иногда, что фишки приносят счастье, — заметил Оливье Вине, наблюдавший эту маленькую сценку. И хотя это было сказано вполголоса, Сесиль все же услышала и громко расхохоталась.
— Вы видите, дорогая, — тихонько уговаривала между тем г-жа Марион г-жу Бовизаж, — теперь уж ничто не может помешать избранию моего племянника.
— Я от души рада и за вас и за палату депутатов, — отвечала Северина.
— Мой племянник, дорогая, далеко пойдет... И вот почему: его состояние, то, что ему отойдет после отца, и мое дадут ему примерно около тридцати тысяч франков дохода; а будучи депутатом, с таким состоянием можно рассчитывать на все...
— Мы будем в восторге, сударыня, и искренне желаем ему всяких успехов на политическом поприще. Но...
— Я не прошу у вас ответа! — поспешно перебила г-жа Марион свою приятельницу. — Я только прошу вас подумать об этом предложении. Подходят наши дети друг другу? Можем мы их поженить?.. Мы стали бы жить в Париже во время сессий. И кто знает, может быть, депутат от Арси выдвинется со временем на какой-нибудь высокий пост... Посмотрите, какую карьеру сделал господин Вине из Провена! Все осуждали мадемуазель де Шаржбеф, когда она выходила за него, а вот теперь она скоро станет женой министра, и господин Вине, стоит ему только захотеть, сделается пэром Франции.
— Не в моей власти, сударыня, выдать мою дочку за того, кто мне по душе. Во-первых, и отец и я, мы предоставляем ей полную свободу выбора. Даже если бы ей и впрямь вздумалось выйти замуж за незнакомца, будь он только порядочный человек, мы не отказали бы ей в нашем согласии. Ну, а потом, ведь Сесиль полностью зависит от своего дедушки, он ей дает при заключении брачного контракта дом в Париже — особняк Босеанов, который он купил для нас десять лет тому назад, ему сейчас цена — восемьсот тысяч франков. Это один из самых роскошных особняков в Сен-Жерменском предместье. А сверх того он отложил для нее еще двести тысяч франков на обстановку и устройство. Ну, вы сами понимаете, дедушка, который так печется о внучке, да к тому же еще хочет уговорить и мою свекровь выделить ей кое-что и тем помочь сделать хорошую партию, должен иметь право голоса...
— Безусловно... — ответила г-жа Марион, потрясенная этим признанием, которое отнюдь не облегчало для ее племянника возможность брака с Сесилью.
— Но если бы даже Сесиль и не рассчитывала получить что-либо от своего дедушки Гревена, — продолжала г-жа Бовизаж, — все равно она не выйдет замуж, не посоветовавшись с ним. Человек, которого отец прочил себе в зятья, умер, а есть ли у него сейчас другие планы, я не знаю. Если у вас имеются какие-нибудь предложения, вам лучше всего пойти и поговорить с моим отцом.
— Ну что же, я пойду, — сказала г-жа Марион.
Госпожа Бовизаж поманила Сесиль, и они вместе покинули гостиную.