Елизавета Наумова
Der Kursive
курсив 1
Не бывает плохих концовок,
Бывают те, которых не ждёшь.
Порой не нужен даже заголовок,
Чтобы понять, что́ бросит тебя в дрожь.
Прошу, послушай полминуты,
Останови глаза на мне,
Ослабь ты свою хватку барракуды,
Ведь мир вполне реален, мы вовсе не во сне.
Я не хочу тебя давить,
Валить по тонне нудных слов;
Простых вещей совсем не вбить,
Коль человек к ним не готов.
Но есть надежда-
Через время,
когда твоя большая боль
немного стихнет,
скинув бремя,
вернётся полностью контроль.
И голова станет ясна:
Тот, кто шёл рядом-
Неспроста.
Но он исчез.
Ты будь умна.
Выходит, миссия его
Логически завершена.
И будет.
курсив 2
Хотел жить с тобой в старой квартире,
Мы вдвоём – больше нет никого.
Скрыться б нам, в этом тяжком мире
Потерял я себя самого.
Я для всех как обуза, подножка,
Ход замедлил и вниз утащил;
Одиночество вечно бросает в дрожь нас,
Но не каждый же заслужил.
Всё давно здесь идёт ко дну,
Не работает, спит или бредит,
И больнее с каждой секундой тому,
Осознал кто, что всем он вреден.
курсив 3
Великое искусство и достоинство
То одиночество, что дарит мысли, пользу,
Когда не в пропасть прыгнуть с дуру хочется,
Но быть собой, предотвратив угрозу.
Одновременно открываться миру,
Проникнуть в его жизнь, делиться вслед своей,
Но не втянув себя при этом силой
Туда, где места для тебя, увы, друг, нет.
Сначала ты изгой, потом болят лопатки,
Как будто в них топор до самой рукоятки.
Мучения пройдут, зайдётся всё багрянцем,
На месте раны этой заметен станет панцирь.
Он сделает тебя мудрее, сознание и мысли – твёрже,
Непобедимым станешь ты, к другим отныне – строже.
Но с панцирем не закрепишь имя изгоя,
Свободен будешь от него – на то провидца воля.
Отныне боли нет, будь хоть сто лет ты одинок;
Как черепаха доживает век, так доживаешь ты столь сложный жизни год.
Ещё есть сходство меж тобой и этим зверем:
Вы каждый сам с собой, и в этом нет потери.
курсив 4
Вы слышали, что о себе нужно заботиться?
Любить, ценить, хвалить себя самим.
Вставать чуть свет, на идеал охотиться,
Успеть схватить за хвост, ведь он неуловим.
Протянешь длани к небу- обдаст оно их тыльность;
Сожмёшь два кулака- останешься без сладкого.
А скромность же есть гадость, пыльность,
Она для дураков, до фатума что падкие.
Мир создавался по утрам,
А вечер – время для иного.
Под солнцем ты не меломан,
А в сумерках – вся босса-нова.
Вы смейтесь сколько вам угодно,
Но, Господа, одним лишь ухом
Послушайте, как тошно…творно
Подобны вы помойным мухам.
И всяк, кто вхож к вам словом «друг»
Отныне мне неинтересен:
Он лицемер, и лжец, и спрут,
И в целом мире не полезен.
От тех, кто душит, давит, злит
Необходимо отрекаться,
И в этом вижу я магнит
Спокойствия.
Заботы.
Счастья.
курсив 5
Когда ты последний раз вспоминал о стоп-слове?
Дышал полной грудью, слушал подошвой асфальт?
Ты живёшь: слова стоят комом в горле,
Слёзы капают ртутью, никак не закрыть гештальт.
Плетью хлещешь себя, словно лошадь, повозку тащащую,
И извозчик из тебя, мягко сказать, паршивый.
Сожалеющий искренне друг, мать, с утра до ночи вечно плачущая,
Образ в стиле: «у меня хорошо всё, правда» ‒ от и до откровенно лживый.
Душа бедная, сильно заблудшая, имени своего не помнит;
Говоришь, помочь ей пытаешься? А, да только в сон дико клонит…
На всех линиях одни поражения, неудача за неудачей;
Ищешь силы, чтобы исправиться? А, бред, говоришь, собачий…
Думаешь, что ты одинок, некого о помощи попросить;
Но ты разве открыт для подмоги? А, не хочешь о себе лишь трубить…