— Что? — обратив внимание на девушку, переспросил дежурный. — Ты разве Аккерман?
— Да, меня зовут — Микаса Аккерман. — Пояснила девушка.
— Надо же… Вы не родственники случаем? — дежурный с некой издевкой кивнул на растерянного Леви, что не сводил глаз с однофамилицы.
— Микаса… — Впервые заговорил блондин. — Разве кто-то еще носит твою фамилию?
Девушка испуганно смотрела на бывшего капитана, не силясь поверить в столь неожиданное совпадение.
А был ли этот случай совпадением?!
— Леви Аккерман — на выход! — скомандовал жандарм.
— Зачем? — Впервые у бывшего капитана появился интерес остаться во временном изоляторе.
— Без разговоров. На выход!
Медленно пройдя к двери решетки, не сводя взгляда с удивленной троицы, Леви все же покинул это пристанище и отправился вслед за дежурным.
— Ну, куда вы меня ведете? — поинтересовался обвиняемый.
— На допрос.
— Он же только что был. — Смутившись, напомнил Аккерман.
— Твое дело передали другому комиссару. — Пояснил жандарм.
На этот раз табличка на двери гласила «Комиссар Трэксли».
Уютный, но в тоже время строгий интерьер кабинета на первый взгляд был приятнее, чем у Мосса, но на его стенах весьма вычурно красовались украшения. Это было роскошью — иметь что-то подобное в кабинете обычного комиссара жандармерии, и тут-то Леви насторожился.
Стенографистка показательно фыркнула, как только увидела несколько неряшливый вид подозреваемого. Поправив очки, она сменила бумагу и выжидающе смотрела на комиссара, сидевшего за столом. Мужчина был одет в костюм, что отлично сидел на нем, и, учитывая его непропорциональную фигуру из-за неприлично выпирающего живота, — был перешит согласно его меркам.
Аккерман понял — Трэксли приказано его завалить.
— Ну-с, несостоявшийся душегуб пожаловал! — объявил комиссар, как только Леви занял стул перед ним.
— Подбирайте выражения правильно, комиссар, иначе я могу обвинить вас в клевете. — Не спеша, отчеканивая каждое слово, ответил Леви, смотря прямо в глаза жандарма.
Трэксли не первый день работал с «такими», как Аккерман, и с легкостью мог выдержать этот взгляд, даже ухмыляясь, дабы психологически сильнее поддеть оппонента.
Как и комиссар Мосс, Трэксли задал все стандартные вопросы, повторяя их, меняя порядок в беседе. Однако он всегда получал от Леви одинаковый ответ, не важно, как сильно жандарм менял формулировку.
— Месье Аккерман, вы ведь понимаете, что из-за своего неконтролируемого нападения на беззащитную женщину вы подписали себе самый строгий приговор?
Сложив руки на груди и придвинувшись всем корпусом к Аккерману, словно гора, отбрасывая длинную тень, Трэксли предпринял попытку нагнать панику на Аккермана.
— Вы решили меня запугать? — все так же, не выказывая эмоций, спросил Леви.
— Та, кого вы чуть не лишили жизни этой ночью, принадлежит верховной знати… — Пояснил комиссар, не обращая внимания на вопрос подозреваемого.
— Рад за эту дорогую потаскуху, что шатается по дешевым кабакам, но я ее не трогал!
— Как вы смеете порочить честь этой прекрасной мадмуазель?! — воскликнул Трэксли, наигранно сжав губы.
— Так же легко, как она порочит мою! — ответил Аккерман.
Комиссар шикнул, услышав ответ Леви, и порывисто схватился за телефон, набирая служебный номер:
— Дежурный, отведите подозреваемого! — смирив бывшего капитана сердитым взглядом, Трэксли объявил: — Что ж, наш допрос окончен!
Буквально через несколько минут в дверях комиссара Трэксли показался жандарм, принявшийся выполнять свою рутинную работу.
Вернувшись в изолятор, Леви приметил, что остался один, и спросил, где та троица, — они сейчас были на допросе.
Прошло несколько часов, Аккерману предложили обед, от которого он решил не отказываться. Еда была чрезвычайно пресной, но о том, как они испортили чай, лучше вообще умолчать.
Раздался звонок в отделение, из-за которого дежурный лениво оторвался от бумаг, что заполнял вручную. Леви от скуки наблюдал за этим ничем не примечательным человеком и насторожился, когда тот перевел на него взгляд.
— Ее что, дома нет? — еле разобрал вопрос дежурного Леви, поднявшись с места и подойдя к самой решетке.
— Сейчас спрошу, — дежурный отвел трубку от лица, обратившись к Аккерману: — комиссар и лейтенант ищут вашу жену, но, похоже, что ее нет дома.
— У нее сегодня выходной, она точно должна быть дома.
Дежурный нахмурился, передав информацию жандармам по ту сторону телефонной трубки.
— Со слов моих коллег, пока что все указывает на то, что мадмуазель Адерли дома нет, однако ее верхняя одежда на месте.
— Быть того не может! — резкая догадка посетила тревожный разум Аккермана, заставляя покрыться мелкой дрожью.
Дежурный внимательно смотрел на подозреваемого.
— У моей жены бронхиальная астма. Когда я уходил, она заходила в подвал, посмотрите там.
— Одну минуту. — Дежурный вновь передал слова коллегам и позже повесил трубку.
— Что там? — Спросил взволнованный Леви.
— Нам перезвонят. — Холодно ответил жандарм.
Ожидание изнуряло, сводило с ума и просто не отпускало сознание бывшего капитана, терроризируя различными предположениями.
Прошло около часа, как минимум. Это сильно настораживало, но попросить позвонить дежурного к себе домой он не мог. К сожалению, ситуация находилась не в его власти.
Аккерману казалось, что трели телефона раздались слишком громко, наполняя собой весь этаж. Дежурный сразу же ответил на звонок. Пока он о чем-то переговаривался с коллегами, Леви заметил, как мужчина сильнее нахмурился, а уголки его губ сползли вниз, выказывая пренебрежение или омерзение от услышанного.
— Что с моей женой? — врезаясь в железные прутья, не мог сдержать волнения бывший капитан.
Дежурный, услышав, почему был задержан Аккерман от коллег, перевел на того тяжелый взгляд, полный неприязни.
========== Цена жизни. Часть 2 ==========
Тук. Тук.
«Что это?»
Тук.
«Что это за звук?»
Тук. Тук.
«Это мое сердце?»
Тук-тук.
«Нет, не сердце. Этот звук где-то сверху…»
Открыв глаза, Адерли не могла поверить, что смогла вернуться в этот мир. Полночи она боролась с приступом астмы, не имея при себе ни ингалятора, ни нужных таблеток. Ситуация могла быть намного лучше, если бы дверь в подвал не была заперта.
Когда Ева услышала отступающие шаги разъяренного Аккермана, а затем и то, как захлопнулась входная дверь, девушка, аккуратно нащупывая ступени, поднялась к самой двери и облокотилась на нее, вслушиваясь — что происходит дома.
Прошло больше часа, как медсестра сосредоточенно ловила звуки тишины и лишь после, предположив, что Леви сегодня не вернется, дала волю чувствам, расплакавшись. Слезы хлынули, образуя мокрые дорожки на щеках, скользя по подбородку и падая куда-то на подол платья.
Обрывки фраз из столь ужасного признания Леви отголосками всплывали в памяти, заставляя вдумываться и признавать весь кошмар сложившейся ситуации.
Услышав хлесткий звук сквозняка, Еву пробрало холодом, от чего кожа покрылась мурашками.
Слова Аккермана звучали вновь и вновь, будто записанные на диктофон, а кассета проигрывалась без перерыва. И все же, самое ужасное было не то, что он ей постоянно врал или что-то утаивал, а то, что он был прав на счет нее. Если бы он рассказал свой секрет еще совсем юной девятнадцатилетней Еве, которая нашла его после долгой разлуки, то, не задумываясь, как и сейчас, она бы свела на “нет” общение с Аккерманом.
Нет, Леви не был плохим человеком. По крайней мере, он пытался быть хорошим, когда рядом с ним была она.
Ева была настолько подавлена, что, казалось, сидеть здесь — в полной темноте — это лучшее решение. Девушка представляла, что она часть этой густой тьмы, что плавучей дымкой заполнила этот подвал, и что ее проблема так же растворяется в ней, как и она сама. При иных обстоятельствах она бы никогда не почувствовала себя здесь в… спокойствии?! Адерли ненавидела оставаться в темноте, но не из-за страшных сказок, когда-то рассказанных мерзкими воспитательницами из приюта.