Следующий рывок стал для Генри последним в этот вечер. Упоминание супруги Аккермана не могло остаться бесследным.
Леви давно ждал возможности, когда бы он смог выпустить накопившийся пар. Он был разозлен, но не настолько, чтобы за один удар выбить дух из инженера. В какой-то момент Леви показалось, что ему становится легче от вида багровеющего лица Генри и следов крови на его кулаках.
Но лишь на мгновение…
Внезапно подскочили санитары и принялись разнимать заключенных, разводя их по разным углам. Медсестра побежала наверх — очевидно — доложить о случившемся.
Аккермана затолкали в палату, положив на койку вниз животом, освобождая доступ к спине. Введя препарат, санитары что-то хмыкнули, но Леви первое время не мог понять, да и вообще разобрать речь. Спустя несколько минут он смог перевернуться, смотря, как белый потолок становится рыхлым, точно облака.
Но стоило перевести взгляд направо, как бывший капитан замечает непонятные очертания вдали комнаты. Аккерман теряет дар речи, пока она стоит в самом углу, притаившись.
—Здравствуй, Леви. — Увидев его испуганные глаза, Ева поспешила предупредить: — Прошу, не кричи!
Она прошлась по палате, придирчиво осматривая обстановку, словно мысленно отмечала критерии удобства.
— Тебя же здесь нет?! — оправившись от шока, наконец, смог спросить Аккерман.
Наконец, она посмотрела на него. Ее синие глаза не выражали ничего, кроме сожаления.
Леви обреченно выдохнул, подмечая, что, похоже, это место окончательно свело его с ума. Даже под наркотиками, которые он принимал какое-то время, чтобы облегчить боль в ноге, он не видел ни призраков, ни других людей.
Что это?!
Может, его сознание решило поиздеваться и вызвало ее образ? А может, оно решило облегчить страдания его души и показать зрительную галлюцинацию того, кто был ему дорог?
Ева закивала в ответ.
— Как думаешь, почему ты меня видишь? — спросила Адерли, снова переводя взгляд на пустые стены.
— Я, что, действительно болен?!
— Нет, но скоро это случиться.
— Что ты имеешь в виду? Что… Что ты такое?
— Я — всего лишь то, что ты хочешь увидеть вновь. Меня здесь нет, но то, что тебе вкололи, помогает твоему сознанию столь четко по памяти воспроизвести мой образ.
— Так ты — галлюцинация?
— Мне приятней называть себя частью тебя. Лучшей частью тебя. Твоей совестью.
— Ты точно не Ева — она знала, что совести у меня нет…
— Ошибаешься. Здравомыслие и совесть вели тебя все это время, пока ты не стал слушать свои эмоции, забыв все, чему тебя учили…
Еванджелина оперлась о стену, не сводя глаз с Аккермана, а позже став рассматривать кончики своих босых ног, которые ощущали легкий сквозняк.
— Я соскучился.
Девушка вновь посмотрела на единственного находившегося в комнате пациента.
Скользящий, оценивающий и замечающий каждую мелочь в образе Аккермана взгляд впитывал визуальную информацию, стараясь быстрее сформулировать первые выводы, предположить «как и чем» жил молодой человек после длительного расставания.
— Почему ты так долго не приходила ко мне? — снова разрывая тишину, спросил Леви.
Его голос не выражал радостной интонации, даже если он действительно испытывал ее. Это не было связано с его привычной скрытностью, оставшейся после длительной службы в армии. Причина была в ином…
— Потому что ты болен и тебе назначено серьезное лечение.
Смотря на свою спасительницу или же губительницу — он никогда не мог решить, кем она приходилась для него больше, Леви все же наслаждался ее появлением в палате, не сводя с нее взгляда ни на секунду.
Казалось, она совсем не изменилась с их последней встречи. Темные волосы, собранные в пучок на затылке с парой выбившихся прядей, немного красной помады на губах, и то же темно-синее платье, в котором она была при их последней встрече. Мужчина обожал, когда женщина была в нем, ведь именно он подарил ей эту вещь.
Спустя столько лет после их первого знакомства, она сидела перед ним, придя проведать, а он ловил себя на мысли, что она единственная, с кем бы он хотел состариться. Весьма милые и инфантильные мечты для бывшего военного. Вот только мирная старость не могла входить в планы этих людей.
— Опять твои отговорки…
— Нет, Леви, у тебя действительно есть проблемы. — Перебила его спасительница или губительница. — Лучше принимай лекарства, как назначили врачи, а не как тебе вздумается.
— Пообещай, что тогда будешь заходить чаще? — невозмутимо попросил он, лелея надежду на положительный ответ где-то глубоко в душе.
— Обещаю.
Это было ложью, сладкой ложью, которую он хотел услышать, но не хотел этого принимать.
Только выбор в его положении не большой.
Девушка пересела с края кровати ближе к бывшему капитану, развернув газету-ежедневник, которую разрешили взять с собой в палату пациента врачи, и принялась зачитывать вслух. Аккерман взял ее свободную левую руку, легонько сжимая, боясь, что девушка заберет ее из его хватки, не дав ему успеть насладиться прелестью женской кожи.
От скуки он успел изучить каждый сантиметр этого помещения без единого окна. Оно напоминало ему старую добрую, если уместно использовать этот эпитет, допросную, в которой он долгое время работал, пока служил в рядах французской армии. Только здесь света было гораздо больше. Еще, что постоянно не давало сосредоточиться на воспоминаниях о былом — воздух. Запах медикаментов пропитал его настолько, что казалось, он всю сознательную жизнь вдыхал смесь из спиртов и настоев трав.
Война была давно окончена, настал долгожданный мир, но зачитанные новости не радовали. Громкие заголовки, расхваливающие новые планы по поднятию великой державы «с колен», сочиненные доблестными патриотично-настроенными журналистами многообещающе твердили, что скоро все будет хорошо. Каждый человек будет вести достойную жизнь, рабочих мест станет больше, процесс получения образования станет проще и будут выплачиваться увеличенные льготы.
Говорилось, что государство будет заботиться о каждом.
Но только не об этих двоих.
— Почему ты все еще продолжаешь находиться здесь? — отложив газету, внезапно спросила Адерли.
— Ты же сама сказала, что я болен. — Напомнил Леви.
— Не мне доказывать тебе, что притворство — это плохо. Ты должен выбраться отсюда и заняться правильным делом.
— Правильным? О чем ты?!
— Ты ведь слушал то, что я читала? Снова настали тяжелые времена, которые требуют решений. Стране нужны люди, что смогут отбросить человечность для достижения цели…
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — нахмурившись, спросил бывший капитан.
— Тебе нужно вернуться туда, где все началось…
— Я не хочу больше служить на благо Франции… — понимая нить разговора, отвечает Аккерман.
— Твое сознание поставило блок, однако ты понимаешь, что выход один: тебе необходимо вернуться…
— Я БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ ЭТОГО СЛЫШАТЬ! ЭТО НЕ ПРАВДА!
— Леви, ты обязан отбросить все человечное, что в тебе осталось, и выполнить свой долг! — забирая свою ладонь из его рук и держа во второй газету, Ева поднялась с кровати, став направляться к двери.
— Я никому ничего не должен! — отчеканивая каждое слово, выпалил Аккерман.
— Твоя страна ждет тебя!
Где-то на улице раздался душераздирающий женский крик, отчего Аккерман отвернулся, смотря на стену, которая ведет на улицу, вот только отсутствие окна не давало увидеть произошедшее.
Ее больше не было в палате.
Леви решил молчать.
Несколько дней бывший капитан думал о том странном диалоге не менее странной гостьи. Прокручивая эти фразы раз за разом, он никак не мог понять — действительно ли то, что он слышал и видел, было плодом его воображения?
Когда он смотрел на нее… она казалась ему такой… Настоящей.