Der Zucker
По коридору шел парень, неся в руках корзину с бельем. Ицхак Шульман был простым, но в то же время красивым молодым евреем — возможно, именно внешность помогла ему выжить. У Ицхака были чуть вьющиеся черные волосы, большой, но аккуратный нос, небольшие губы и темные, немного испуганные, но добрые глаза. Именно из-за своей внешности двадцатилетний парень смог ненадолго выбраться из лагеря — его взяли, как слугу, в дом коменданта концентрационного лагеря герра Штайна.
В доме коменданта он жил третий месяц, у него был свой угол в подвале дома. Каждый день Ицхак молился за то, что он еще жив. Прислуживая Штайну, он был вполне доволен своей жизнью.
Зайдя в комнату и не закрыв за собой дверь, он поставил корзину с чистым бельем на пол. Стянув с постели старое белье, Ицхак начал заправлять свежую простынь.
Закончив с постелью, Ицхак потянулся и размял затекшую шею — это давал о себе знать сон в неудобной позе в полусыром подвале. Повертев головой он ничего особенного не увидел — одни лишь привычные ему светлые обои в мелкий цветочек, одинокий агитационный плакат с Гитлером на стене, да несколько рамок с фотографиями семьи на прикроватной тумбочке, рядом со светильником.
Парень уже собрался уходить, как заметил на столе небольшую вазочку с кусочками рафинада. Глаза голодного Ицхака загорелись. Он уже несколько лет не ел сладкого. Каждый день он видел, как хозяева пьют чай с сахаром в прикуску, но не мог позволить себе такой наглости, чтобы съесть по-тихому, в тайне от них хотя бы один кусочек — делиться они явно не собирались. Но теперь же ему выпал удачный случай — в доме никого, кроме прислуги сейчас не было, а соблазн был так велик.
Ицхак долго стоял над столом, боясь взять кусок — педантичный немец мог назло пересчитать сахар. Но в то же время все было так легко — всего лишь протяни руку, возьми и уйди. Но Ицхак боялся, очень боялся, что офицер узнает и накажет его. А ведь он видел, как его хозяин с легкостью расстреливает провинившихся евреек-служанок.
Наконец Ицхак решился, поддавшись искушению. Метнувшись к столу, парень приоткрыл крышку вазочки, взял один кусочек сахару, сразу же положив его к себе в рот, аккуратно закрыл и, повернувшись в сторону своей корзины, собирался дать деру. Но он стал жертвой своей собственной глупости — возле приоткрытой двери, сложив на груди руки, стояла девушка в униформе Союза Немецких Девушек, с легким удивлением разглядывавшая его. Это была дочь коменданта, семнадцатилетняя Ангелика.
— Ицхак, — вздохнула она, покачав головой и поправив темно-синюю юбку.
Смотря на премилую девушку с идеальной арийской внешностью, Ицхак почувствовал, как лицо его залила краска стыда. Но через пару мгновений стыд сменился страхом. Парень хотел набраться наглости и спросить, что теперь с ним будет, но не решался заговорить с хозяйской дочкой — ее отец всегда запрещал ему говорить с ней. И даже теперь он боялся вымолвить хоть слово, страшась наказания коменданта Штайна.
— Ну что же ты застыл, — рассмеялась девушка, закрывая за собой дверь. — И убери наконец эту глупую корзину!
Парень, непонимающе смотря на девушку, поставил корзину с грязным бельем на пол и растерянно застыл на месте. Он никак не мог понять, что происходит, почему Ангелика все еще не позвала своего отца сюда для разбирательств.
— Я, — наконец смог выдавить из себя Ицхак, — я… Фройляйн... Я зашел, чтобы сменить постельное белье… Я не хотел…
— Ицхак, — она остановилась рядом с ним и внимательно, снизу вверх поглядела в его темные глаза, — я ничего не скажу отцу.
Ицхак удивленно смотрел на нее. Он никак не мог поверить в то, что девушка с идеальной арийской внешностью могла сказать ему эти слова. Парень испуганно отодвинулся от нее в сторону.
— Не бойся меня, — Ангелика приветливо ему улыбнулась. — И ты можешь звать меня Ангеликой, — и подала ему руку. — Ну что же ты? Пожми, не бойся.
Ицхак несмело пожал маленькую девичью ручку и оттого еще больше сконфузился. Ангелика лишь тихо рассмеялась, чуть склонив голову набок.
— Почему? — прошептал парень, смотря на нее своими большими темными глазами. Несмотря на то, что он был старше ее, он боялся ее. — Почему, Ангелика?
— Потому, — она положила руку на то место на груди, где было ее сердце, — я чувствую, что должна так сделать. А теперь… Иди же, — она кивком указала ему на его корзинку, продолжая улыбаться. — Хотя нет, — она схватила его за запястье, — постой.
Взяв свободной рукой со стола вазочку, Ангелика положила ее в белье, лежащее в корзинке. Подняв взгляд на все еще ничего не понимающего Ицхака, она снова улыбнулась и тихо произнесла: