Кашляя, ругаясь и плюясь, спотыкающиеся люди выбирались на обширную мощеную площадку, полуосвещенную водянисто-серыми рассветными лучами. По обеим сторонам выстроились шеренгами неподвижные машины-саламандры. По мере того, как люди выходили вперед, их бригадиры подбегали и отводили каждого в сторону к штурмовой машине. «Давай залезай! — бесцветным голосом приказал Этцвейну Половиц, поднимая крышку люка в чуть выпуклой спине саламандры. — Езжай на север все время вверх, перевали через гряду холмов. Пусковые трубы заряжены. Взрывай укрепления врага торпедами, добивай выживших лучевым орудием. Все».
Этцвейн втиснулся в углубление, крышка захлопнулась. Лежа на животе, он прикоснулся ступней к педали акселератора. Машина заворчала, зашипела, скользнула над мощеной площадкой и то ли выехала, то ли вылетела на влажный мох.
Машины-саламандры были изобретательно устроены и опасны — верткие и гибкие, они скользили на вибрационных подушках, перетекая по неровностям поверхности, как капли ртути. Аккумуляторы энергии устанавливались в хвостовой части. Этцвейн ничего не знал о емкости аккумуляторов, но в тренировочном лагере их перезаряжали очень редко. Три пусковые трубы с торпедами были нацелены прямо вперед. В передней части чуть выступала вверх поворотная платформа с лучевым орудием. Опираясь на точечные скопления сжатого воздуха, машины могли сновать по плавно-волнистой поверхности плотного мха так быстро, что за ними трудно было уследить.
Этцвейн ехал на север, поднимаясь по пологому склону, будто обитому бархатно-черным мхом. Справа и слева скользили другие машины-саламандры — одни опережали его, другие отставали. Зелье, насильно впрыснутое Этцвейну в глотку, начинало действовать — он чувствовал мрачное воодушевление власти и неуязвимости.
Перевалив через холм, Этцвейн отпустил педаль акселератора, но машина не тормозила. «Неважно! — убеждал его отравленный мозг. — Вперед с полной скоростью! Другого пути нет!» Его надули. Осознание беспомощности охладило наркотический пыл. Этцвейн чувствовал, как по всему телу горячими уколами распространяется гнев. Они не только послали его убивать неизвестных «врагов» — нет, этого им мало! Они еще позаботились о том, чтобы он спешил умереть!
Перед ним открылась широкая долина. В трех километрах он заметил мелкое озерцо, а рядом с ним — три черных звездолета. Звездолеты и озеро окружали кольцом двадцать приземистых черных конусов — по-видимому те самые «укрепления», каковые надлежало атаковать обученным рабам.
Из-за гряды холмов стремительно выскальзывали штурмовые машины, всего сто сорок штук. Ни одну нельзя было остановить. Машина, опережавшая Этцвейна, описала широкую дугу и направилась обратно. Ее водитель высунулся из люка, размахивая руками и жестикулируя, куда-то показывая. Для озлобленного Этцвейна этого стимула оказалось более чем достаточно — он тоже повернул назад к базе захребетников, с безумной радостью крича что-то бессмысленное в вентиляционное отверстие. Один за другим остальные водители заразились той же идеей — машины разворачивались и скользили восвояси.
Над ними на гребне холма притаились четыре тяжелые бронемашины — хозяева наблюдали за происходящим. Теперь эти броневики, мигая красными огнями, ползли наперерез возвращающимся камикадзе. Этцвейн навел прицел торпеды на броневик и нажал подбородком спусковой рычаг. Бронемашина взвилась в воздух как рыба, выскочившая из воды, и с лязгом повалилась на бок. Хозяева открыли огонь — три штурмовые саламандры превратились в лужи расплавленного металла, но уже через долю секунды оставшиеся броневики опрокинулись, пораженные шквалом торпед. Из двух обгоревших корпусов выбрались кха, длинными прыжками побежавшие по мшистому склону. За ними гнались восставшие камикадзе. Саламандры вертелись, описывая круги, метались из стороны в сторону подобно ящерицам, ловящим насекомых, и в конце концов сбили всех беглецов-циклопов.
Приподняв крышку люка и размахивая рукой, Этцвейн кричал в вентиляционную отдушину: «На базу! На базу!»
Обратно через гряду холмов понеслись машины-саламандры. Им навстречу сразу же блеснули малиново-багровые лучи орудийных установок базы. «В рассыпную!» — орал Этцвейн, наполовину высунувшись из люка и яростно жестикулируя. Его никто не замечал. Этцвейн выпустил торпеду — одно из орудий взорвалось. Штурмовые машины горели от прикосновения шарящих по склону багровых лучей, но другие водители тоже не промахнулись. Через пять секунд половина машин-саламандр превратилась в кучи оплавленного дымящегося металла, но все огневые точки хозяев были подавлены. Оставшиеся в живых водители приближались к базе, не встречая сопротивления. Кто-то запустил торпеду в подземный гараж, и целый комплекс под холмом взорвался, как вулкан. Обрывки торфа и обломки бетона, вперемешку с конечностями и кусками черных тел, быстро кружась, взлетели высоко в воздух и градом посыпались на мох.