Ифнесс проигнорировал вопрос: «Что слышно в Бастерне?»
«Не задерживайте меня — дело плохо! Добраться бы до Собола, пока не стемнело — чем дальше, тем лучше!» Стеклянные пневмоцилиндры шипели; бородач поставил ногу на педаль, чтобы уехать. Ифнесс вежливо поднял руку: «Будьте добры, один момент. Я не вижу опасности. Что происходит, почему вы так спешите?»
«Рогушкои! Сожгли Салюбру — все селение! Другая банда напала на хилитов. Они близко! Здесь нельзя оставаться ни минуты. Если вам дорога шкура, поворачивайте оглобли! Как хотите — я поехал». Циклопед сорвался с места и скоро исчез за холмом, оставив шлейф оседающей пыли.
Ифнесс повернулся к Этцвейну: «Ну, что будем делать?»
«Я должен быть в Башоне!»
Ифнесс кивнул и без дальнейших замечаний прошелся кнутом по спинам быстроходцев.
Тяжело дыша, Этцвейн наклонился вперед. Видения маячили у него перед глазами. Он думал о флоринах, выброшенных на выпивку, на подарки случайным подружкам, на лишнюю одежду, на дорогой древорог с серебряными кольцами и клапанами. Фролитц считал его виртуозом и скрягой. Этцвейн считал себя ничтожным прожигателем жизни. Тщетные сожаления! Деньги потрачены, время потеряно.
Породистые быстроходцы бежали без устали — подскакивая на камнях, двуколка быстро катилась по пустынной дороге. Они въехали в Бастерн; впереди показались кроны рододендронов. Из-за холма поднимался столб дыма. Проезжая по Аллее, Ифнесс заставил быстроходцев идти осторожным шагом, всматриваясь в тени под деревьями, в заросли ягодных кустов, изучая склоны с бдительностью, поразительной для рассеянного столичного интеллектуала. В Башоне все было, как обычно — все, кроме полной тишины. Сиренево-белый солнечный свет струился неровными оттененными гребешками вдоль изъезженной щебенчатой дороги. В саду у первой хижины пурпурные и лиловые герани цвели среди распустившихся лимонно-зелеными веерами копьелистов. Полусорванная открытая дверь висела набекрень — на порог, головой наружу, вывалился труп мужчины с окровавленным лицом, будто вдавленным ударом кувалды. Женщины, жившей в хижине, нигде не было.
Между деревьями показался храм. На верхних террасах можно было различить фигуры нескольких хилитов, двигавшиеся медленно, неуверенно, подобно умирающим старикам на солнечном дворе больницы. Ифнесс подстегнул быстроходцев — двуколка быстро преодолела крутой извилистый подъем. Столб дыма, замеченный издалека, поднимался от тлеющего пожарища на месте сыромятни и женских бараков. Храм и его пристройки казались неповрежденными. Встав на ноги в двуколке, Этцвейн смотрел во все стороны. Вокруг не было ни одной женщины — ни молодой, ни старой.
Ифнесс остановил двуколку у парадной лестницы между портиками храма. С террасы на крыше портика выглядывали изможденные, бледные лица нескольких хилитов.
Подняв голову, Ифнесс громко спросил: «Что случилось?»
Хилиты молча стояли, как призраки в белых рясах. «Эй, там! — голос Ифнесса стал жестким, даже грубым. — Вы меня слышите?»
Головы и плечи хилитов на террасе медленно исчезли — Этцвейну, смотревшему вверх, показалось, что они задумчиво упали навзничь.
Прошло пять минут. Три солнца величественно кружились в слепящем небе. Каменные стены дышали жаром. Ифнесс Иллинет сидел неподвижно. В душной тишине Этцвейн снова задал себе вопрос: «Почему этот странный человек так интересуется рогушкоями и причиненной ими катастрофой?» На этот раз, однако, он чувствовал, что сумасшествием тут и не пахнет — Ифнесс руководствовался важными соображениями, но тщательно скрывал их от Этцвейна.
Железные ворота над лестницей с лязгом растворились — хилиты выстроились на верхней площадке нестройной маленькой толпой. Первым вышел открывший ворота круглолицый молодой человек — полный, с крупными, тяжелыми чертами лица, редкими желтоватыми волосами и плотной желтоватой бородой. Этцвейн сразу узнал Геаклеса. За повзрослевшим Геаклесом стояла дюжина других хилитов, среди них — Оссо Хигаджу.
Ифнесс резко, отчетливо спросил: «Что здесь произошло?»
Оссо ответил хрипло — будто у него в горле застряло что-то горькое и липкое: «Нас ограбили рогушкои. Причинен непоправимый ущерб».