«Я — Руна Ивовая Прядь, из клана Пеликанов. А ты кто?»
«Гастель Этцвейн. У нас в Шанте людей не причисляют к тотемам и кланам, только к кантонам. А еще там людей различали по цветам эмблем на ошейниках, но теперь мы ошейников не носим».
«В разных краях разные обычаи, — не возражала девушка. — Иногда очень странные. За Оргаем, на Ботгарской реке, живут шады, отрезающие девушке уши, если та заговорит с мужчиной. В Шанте тоже так делают?»
«Нет! — категорически заверил ее Этцвейн. — А у вас девушкам разрешают болтать с чужестранцами?»
«У нас все можно. В таких делах каждый сам себе судья. А почему бы и нет? — Руна наклонила голову и откровенно рассмотрела Этцвейна с головы до ног. — Наши парни поплотнее и не умеют так складно говорить. В тебе есть что-то от аэрска»[41].
Ее замечание польстило Этцвейну. Девушка явно решила отважиться на авантюру и расширить свой кругозор, заигрывая с молодым человеком из дальних стран. Этцвейн, от природы недоверчивый, в данном случае не имел ничего против. Он спросил: «Разве ты не помолвлена с тем... хмурым музыкантом?»
«С Гальгаром Юркоусом? С чего ты взял? Стану я с Гальгаром якшаться!»
«Нет-нет, ни в коем случае. Кроме того, я заметил, что он играет не в такт — что свидетельствует, конечно, об определенной ущербности характера».
«Ты чрезвычайно наблюдателен», — промурлыкала Руна Ивовая Прядь и пододвинулась поближе. Этцвейн вдохнул сладковатый аромат древесного бальзама. Девушка тихо спросила: «Тебе нравится моя тюбетейка?»
«Разумеется, — ответил Этцвейн, озадаченный непоследовательностью вопроса. — Хотя она сползла набок и вот-вот свалится».
У костра сидел Ифнесс, появившийся поблизости после окончания танцев. Теперь он предупреждающе поднял указательный палец. Этцвейн, привыкший придавать значение редким жестам землянина, подошел узнать, чего он хочет. «Будьте осмотрительны», — сказал Ифнесс Иллинет.
«Ваше беспокойство безосновательно. Я не теряю бдительности и слежу за всем, что происходит».
«Не сомневаюсь. Но помните, что в лагере алулов действуют законы алулов. Фабраш сообщил мне, что женщины алулов могут претендовать на замужество, прибегая к очень незамысловатой процедуре. Вы заметили, вероятно, что некоторые девушки носят тюбетейки набекрень? Если мужчина снимет головной убор девушки или даже просто поправит его, считается, что он посягнул на интимную часть ее гардероба. При этом, если девушка публично выражает возмущение, неблагоразумный ухажер обязан на ней жениться».
Этцвейн взглянул на Руну Ивовую Прядь, грациозно сидевшую в зареве притихшего костра. Тот факт, что ее тюбетейка еще не упала, казалось, противоречил законам физики. «Любопытный обычай», — пробормотал он.
Этцвейн медленно вернулся к девушке. Та спросила: «Странный у тебя приятель. Что ему нужно?»
Этцвейн затруднялся найти подходящий ответ: «Он заметил, что ты мне нравишься, и предупредил, чтобы я вел себя осторожно и не оскорблял твои чувства прикосновением к одежде».
Руна Ивовая Прядь улыбнулась и презрительно покосилась на Ифнесса: «Старый сплетник! Ханжа! Пусть не беспокоится — три мои лучшие подруги условились встретиться с любовниками у реки. Я тоже обещала пойти, но у меня любовника нет. Мне будет грустно и одиноко».
«Не советую гулять за оградой сегодня ночью, — сказал Этцвейн. — У нас опасные соседи — Хозман Хриплый, знаменитый поставщик рабов, и с ним еще человек шесть. Они только того и ждут».
«Пф! Шайка оборванцев! Вас не догнали, а нас, алулов, тронуть не посмеют. Они давно ускакали на север».
Этцвейн скептически покачал головой: «Если тебе станет одиноко, приходи, поговорим за фургоном, где я постелил одеяло».
Руна Ивовая Прядь вскочила на ноги, надменно вскинув брови: «Не приставай с непристойными предложениями! Подумать только! А я еще подумала, что ты похож на аэрска». Она решительно поправила тюбетейку и гордо удалилась. Этцвейн горестно пожал плечами и направился к походной постели. Некоторое время он лежал и смотрел на циклопа, неподвижно сидевшего в тени — разглядеть можно было только смутные очертания и тускло блестевший единственный глаз.
Этцвейну претило спать рядом с инопланетянином — в конце концов, о его наклонностях никто ничего не знал. Но глаза закрывались сами собой... Посреди ночи Этцвейн почему-то проснулся и тревожно приподнялся. Темное существо сидело в прежней позе. Этцвейн вздохнул и снова улегся.
За час перед рассветом Этцвейна вырвал из объятий сна оглушительный, яростный рев. Вскочив на ноги, он увидел бойцов-алулов, торопливо прыгавших с повозок на землю. Обменявшись парой фраз, они бросились к быстроходцам — скоро раздался топот удаляющихся копыт.
Фабраш пошел узнать, что происходит, и вернулся, скорбно кивая головой: «Я предупреждал их, а они меня не послушали. Поздно вечером четыре девицы вышли погулять на берег и не вернулись. Хозман Хриплый не дремлет! Алулы вернутся с пустыми руками — тех, кто попался Хозману, никто никогда больше не видел».
Действительно, всадники вернулись несолоно хлебавши — в обозримых окрестностях похитителей не было. Ахульфов-ищеек кочевники не приручали. Поисковый отряд возглавлял богатырь Каразан. Спрыгнув с быстроходна, он промаршировал прямиком к Ифнессу: «Где скрывается работорговец? Мы вернем нашу плоть и кровь в лоно родного клана — или разорвем мерзавца на куски голыми руками!»
Ифнесс жестом пригласил его обратиться к Фабрашу:
«Наш друг, тоже промышляющий работорговлей, гораздо лучше осведомлен. Надеюсь, он сможет вам помочь».
Фабраш задумчиво потянул себя за бородку: «Где прячется Хозман Хриплый, не знаю. Какого он племени, какому тотему поклоняется? Никому не ведомо. С уверенностью могу сказать только две вещи. Во-первых, он часто наведывается в Шахфе — там он скупает всех, кого накопили в загоне на раболовецкой базе. Во-вторых, никого из пойманных и купленных Хозманом больше никто никогда не видел».
«Еще посмотрим, кто кого больше никогда не увидит, — пообещал Каразан. — Шахфе, кажется, недалеко?»
«Не больше дня езды на восток».
«В Шахфе! По седлам!»
«Нам по пути, — вмешался Ифнесс, — мы возвращаемся в Шахфе».
«Тогда поторопитесь! — сказал предводитель алулов. — Некогда рассуждать и глазеть по сторонам».
Восемнадцать быстроходцев неслись размашистой рысью по Большой Пустоши. Короткие плащи низко пригнувшихся всадников плескались на ветру. Впереди показалось крапчатое темно-серое пятно на серо-фиолетовом фоне растворяющихся в дымке холмов: Шахфе.
Перед заходом солнц кавалькада ворвалась в селение и остановилась, подняв облако пыли перед постоялым двором.
Из входной дыры выглянул Быбба, при виде инопланетного существа высоко взметнувший седые брови. Спешившись, алулы сразу зашли в кабак. Ифнесс, Фабраш, Этцвейн и безмолвный лилово-черный циклоп последовали за ними.
Внутри, сгорбившись на скамьях и табуретах, угрюмо поглощали медовуху пьяные кащи из клана Синих Червей. Заметив алулов — заклятых племенных врагов — кащи, один за другим, стали тяжело подниматься и угрожающе ворчать. Фабраш обратился к хозяину: «У моих друзей дело к Хозману Хриплому. Он сегодня появлялся?»
Быбба разразился сварливыми причитаниями: «Так не полагается! Я не обсуждаю дела посетителей и постояльцев! Должны быть какие-то...»
Над коротышкой-кабатчиком наклонился шагнувший вперед Каразан: «Отвечай!»
«Не видел я Хозмана — с раннего утра!» — пробурчал Быбба.
«Ага! Значит, он тут был, рано утром?»
«Был! Своими руками подавал ему похлебку — солнца только всходили».
«Как же так? — Каразан начинал гневаться. — Перед закатом его видели на берегу Вуруша, у самых отрогов Оргая. Не раньше полуночи он был там же, у нашего стойбища. А еще до рассвета он очутился в Шахфе и сидел тут, похлебку лопал?»
Кабатчик почесал в затылке: «Все может быть... если скакать во весь дух на добром ангосском быстроходце...»
«Какой породы вол был у Хозмана утром?»
«Обычной, йерзийской».
«Может быть, он сменил быстроходна, когда приехал», — предположил Ифнесс.
Гетман алулов всхрапнул, как вол, и повернулся к Фабрашу: «Ты не обознался? Когда вы спускались с Оргая, за вами гнался Хозман?»
41
Аэрск: непереводимое слово, вызывающее внутреннее представление о легендарном бесстрашном воине благородного происхождения, живущем среди неприступных утесов. Бескрайние просторы, солнечный свет и бушующие грозы необходимы аэрску, как воздух.