Приятель в зеленом что-то возразил, но пунцовый технист нетерпеливо прервал его: «Чепуха! Я подам петицию. Аноме не дурак, он должен понять, что так вещи не делаются».
Этцвейн напрягся, застыл — он не верил своим ушам, наливался гневом. Только что он призывал жирного тупицу самоотверженно трудиться во имя спасения цивилизации, а тот уже распускал пораженческие нюни! Этцвейн вынул передатчик, набрал цветовой код эмблемы техниста... но желтую кнопку нажимать не стал. Вместо этого он подошел к толстяку, заглянул в неожиданно побелевшее лицо и тихо сказал: «Я слышал ваши замечания. Понимаете ли вы, что почти потеряли голову? Кое-кому стоит только пошевелить пальцем».
«Я пошутил, не более того! — поспешно оправдывался технист, отталкивая ладонями воздух. — Пожалуйста, не понимайте мои слова буквально!»
«Как еще их понимать? Мы все говорим то, что хотим сказать. Прощайтесь с друзьями и доложите о прибытии в штаб гарвийского ополчения. Надеюсь, вы сумеете драться не хуже, чем трепать языком!»
«Ополчение? Невозможно! Моя работа...»
«Невозможно? — Этцвейн демонстративно пометил на полях газеты цветовой код толстяка. — Я передам ваши возражения Аноме. Позаботьтесь о завещании».
Оглушенный, бледный, технист обмяк на стуле.
Этцвейн подозвал дилижанс и отправился в Сершанский дворец. Он обнаружил Саджарано в висячем саду на крыше — тот сосредоточенно вертел в руках большую хрустальную игрушку. Этцвейн постоял, понаблюдал минуту. Поджав маленький рот и нарочито не замечая Этцвейна, Саджарано перемещал плавающие в толще хрусталя разноцветные светящиеся пятна, поглаживая пальцем инкрустированные костяными полосками ребра многогранника.
Какие мысли блуждали под обширным лбом, достойным поэта? Что двигало маленькими руками, некогда цепко сжимавшими бразды правления? Этцвейн, и так уже не в лучшем настроении, не вынес загадочного молчания, вынул газету и положил ее на столик перед Саджарано. Тот отложил безделушку и стал читать, потом поднял глаза на Этцвейна: «События происходят. История идет своим чередом».
Этцвейн указал на объявление в коричнево-желтой рамке: «Что вы об этом думаете?»
«Трагедия».
«Вы признаете, что рогушкои — враги Шанта?»
«На это нечего возразить».
«Как бы вы с ними обошлись, будь власть снова в ваших руках?»
Саджарано начал было говорить, но осекся и опустил взгляд на радужный многогранник: «Последствия любых действий теряются в сумраке вероятностей».
Этцвейн решил, что Саджарано, по-видимому, действительно рехнулся — почти наверняка: «Как вы стали Человеком Без Лица?»
«Отец уступил мне власть, когда состарился, — посмотрев в небо, Саджарано печально улыбнулся воспоминанию. — Нетипичный случай прямого престолонаследия. Как правило, все не так просто».
«Кому вы собирались завещать полномочия?»
Улыбка исчезла с лица Саджарано, он сосредоточенно нахмурился: «Когда-то я отдавал предпочтение Арнольду Чаму, человеку высокого происхождения, развитого интеллекта и безупречной честности. Но со временем я передумал. Аноме должен быть хитер и беспощаден, для него совесть — непозволительная роскошь, — пальцы Саджарано конвульсивно дернулись. — Страшные вещи мне приходилось делать, чудовищные! В Хавиоске спугнуть священных птиц равносильно смерти. В Фордуме ученик резчика по нефриту должен умереть, если в его экзаменационной работе появится трещина. Арнольд Чам, человек разумный, не мог бы заставить себя применять нелепые, бессмысленно жестокие законы. Есть более подходящий кандидат — Аун Шаррах, главный дискриминатор. Он холоден, проницателен, умеет подавлять сомнения и сожаления... Но я отверг кандидатуру Шарраха — мне не нравится его стиль — и остановил выбор на Гарстанге. Гарстанг мертв. Теперь все это не имеет значения...»
Подумав, Этцвейн снова задал вопрос: «Известно ли Шарраху, что вы рассматривали его кандидатуру?»
Приподняв игрушку со стола, Саджарано пожал плечами: «Аун Шаррах — лучший специалист по расследованию преступлений. Разумеется, он догадлив, умеет собирать информацию и делать выводы. От главного дискриминатора трудно скрыть источник власти — располагая всеми данными, личность и намерения Аноме можно установить методами исключения и корреляции событий».
Этцвейн отправился в помещение радиостанции, выключил фильтр речевой связи, чтобы его голос не напоминал «голос Аноме», и вызвал Ауна Шарраха: «Говорит Гастель Этцвейн. Я посоветовался с Аноме. Он приказал мне и вам объехать кантоны Шанта в качестве его полномочных представителей. Вам поручено посетить кантоны к востоку от Джардина и к северу от Дебрей, в том числе Шкорий, Лор-Асфен, кантон Ведьминой горы и Утренний берег. На мою долю приходятся западные и южные кантоны. Мы обязаны ускорить мобилизацию и обучение рекрутов, по мере необходимости прибегая к принуждению. У вас, наверное, есть вопросы?»
После короткого молчания Шаррах спросил: «Вы упомянули о «принуждении». Какими средствами принуждения я могу пользоваться?»
«Записывайте имена и цветовые коды лиц, проявляющих недостаточную расторопность или отказывающихся повиноваться. Аноме получит наши списки и определит меры наказания. В каждой конкретной ситуации необходимо учитывать местные условия. У меня нет более подробных инструкций. Вашего опыта и здравого смысла должно быть достаточно».
Голос Ауна Шарраха несколько поблек: «Когда я должен выехать?»
«Завтра. В первую очередь рекомендую посетить Уэйль, Сиреневую Дельту, Англезий, Джардин и кантон Пособников, после чего можете взять гондолу на Брассейском разъезде и отправиться по континентальной магистрали на дальний Запад. Я сперва заеду в кантоны Дикой Розы, Майе и Эреван, потом в кантон Теней, оттуда воздушной дорогой до Энтерланда. Расходовать собственные средства не требуется — выписывайте чеки, подлежащие оплате по предъявлении в Банке Шанта. Не отказывайте себе ни в чем необходимом».
«Хорошо, — без энтузиазма сказал Аун Шаррах. — Будем стараться».
Глава 4
Реквизированная Этцвейном гондола «Иридиксен» — трехъярусный аппарат из плетеных прутьев, тросов и блестящей пленки — покачивалась у погрузочной платформы. Ветровой, мечтательный и жеманный молодой человек по имени Казалло, выполнял сложные и опасные обязанности со скучающим пренебрежением. Этцвейн взошел на борт. Казалло, уже в рубке, обернулся: «Сударь, ваши указания?»
«Нужно посетить Джамилио, Вервей, Святую Гору в Эреване, Лантин в кантоне Теней. Потом отправимся в Энтерланд с остановками по всему Шанту».
«Как вам угодно», — Казалло с трудом подавил зевок. Его прическу украшал заткнутый за левое ухо побег лиловой аразмы — сувенир, оставшийся после вчерашней попойки. Этцвейн с подозрением следил за ветровым, наскоро проверявшим лебедки управления, выпускные клапаны паруса и механизм сброса балласта. Наконец Казалло опустил сигнальный флажок: «Поехали!»
Станционная бригада подтащила переднюю тележку каретки по пазовому рельсу, слегка отпустив гондолу вверх. Казалло презрительно отрегулировал дифферент и крен, расправил парус по ветру. Отцепив остановочные тросы от задней тележки, бригада освободила тормоз — гондола выскользнула вверх и вперед, каретка весело зажурчала в пазу. Казалло подкрутил лебедки с видом экспериментатора, изобретающего новый процесс — движение заметно оживилось. Гондола летела на восток над Джардинским разломом. Ушкадель превратился в смутную тень за кормой. Скоро они оказались в кантоне Дикой Розы, где среди лесистых холмов, уютных долин и сонных прудов раскинулись луга сельских поместий эстетов Гарвия.
На подлете к торговому городку Джамилио ветровой поднял оранжевый флажок и привел парус к ветру. Станционная бригада зацепила заднюю тележку каретки и отвела в боковой пазовый путь, где ее закрепили тормозом. Подхватив тягловые тросы над шкивами передней тележки, остановщик оттащил ее вперед по пазовому рельсу. Гондола опустилась к платформе станции.