Развитие денежной ренты активизировало участие деревни не только в товарном обращении, но и в товарном производстве. Если продуктовый оброк, как мы видели из материалов раннего средневековья, допускал и стимулировал товаризацию крестьянского хозяйства за счет части избыточного труда, не поглощенного рентой, то денежный чинш, распространившийся с развитием городов, рынка, государства, стимулировал и закреплял прямые рыночные связи крестьянского хозяйства. К товарному потоку первыми подключались обычно наиболее динамичные разделы крестьянского хозяйства. «Легче отчуждаемой» продукцией очень часто оказывались именно продукты несельскохозяйственных занятий, так что товаризация рядового крестьянского хозяйства путем его непосредственного контакта с рынком нередко начиналась и происходила именно за счет несельскохозяйственного производства. Одновременно денежный чинш фиксировал профессиональную трансформацию крестьянина — там, где этого требовала совокупность местных условий.
Место ремесел и промыслов в поддержании уровня жизни и платежеспособности крестьянина прекрасно понимали люди средневековья. Из хозяйственных документов видно, что теперь еще внимательнее, чем на заре эпохи, изучаются местные возможности: при оценке [107] держаний и фиксации рент специально оговаривается пригодность участков для выпаса свиней или волов, для охоты с соколами или на зверя, для ловли рыбы или добычи металлических руд.
Ремесла и промыслы справедливо рассматривались как часть материальной первоосновы деревенского хозяйства и положения крестьянина. Соответственно и природные условия все еще играют огромную роль в развитии ремесленных занятий в деревне, располагая к ним не только там, где имелись обильные естественные богатства, но и там, где были скудные возможности для сельского хозяйства; часто оба эти условия сочетались.
Но на данном этапе среди стимулов развития деревенского ремесла все более заметными становятся именно социально-экономические факторы, прежде всего имущественная дифференциация крестьян, зависевшая от обеспеченности землей, инвентарем, угодьями, также степени их личной независимости. В настоящее время все увереннее звучит тезис, что ремеслом в деревне систематически занимались представители категорий крестьянства, почти или вовсе лишенных земли.
В свое время общее положение о том, что в условиях развивающегося рынка социально-экономическая дифференциация деревни стимулирует развитие «сторонних заработков» в виде промыслов и ремесел, был сформулировано В. И. Лениным. В. И. Ленин обратил внимание на обратную связь между состоятельностью крестьянского хозяйства и удельным весом в нем несельскохозяйственных занятий.
Эта зависимость была затем прослежена в Англии XII—XIII вв. Е. А. Косминским, который показал, что дополнительное занятие было необходимо крестьянину в условиях нажима феодалов, захвата ими земель, угодий, монополии на рыбную ловлю, охоту и т. п., что существование без компенсирующего подсобного заработка стало для более бедных крестьян вообще невозможным. Одновременно подрывалось значение надела в качестве экономической основы крестьянского хозяйства. Действительно, уже в XI—XII вв. наделы некоторых групп английских крестьян опустились до голодной нормы. К концу XIII в. треть вилланов составляли держатели половинных наделов (полувиргатарии); для уплаты повинностей сеньорам и государству [108] преимущественно в денежной форме они должны были продавать большую часть произведенных продуктов. Более мелкие держатели могли просуществовать, лишь прибегая к наемному труду или домашнему ремеслу. Не случайно, например, жители деревни, обозначенные в документах, как изготовители сукон и шерстоткачи (clothier, webster, weaver), были коттерами. Применительно к Франции вопрос о крестьянском ремесле в рассматриваемый период специально не разработан, но есть некоторые наблюдения, также позволяющие говорить о тенденции к ремесленным занятиям низших групп крестьянства, которые обычно сохраняли и сильную лично-наследственную зависимость от господина.
Безземелье и малоземелье природного и затем социального происхождения весьма способствовало специализации и распространению ремесел и промыслов там, где ранее они имели лишь сугубо внутривотчинный, местнопотребительский характер, это ярко видно и из материалов о солеварении или рудничном деле, где было занято много безземельных крестьян, часто сервов.
Ремесленные занятия бедной части крестьянства имели различные формы: от домашней, «семейной», промышленности — до труда по прямому найму, требующему либо не требующему специальных ремесленных навыков. Именно малоземельные крестьяне, составлявшие основной резерв наемной рабочей силы в деревне и поместьях, в значительной части ремесленничали. Это видно, например, из материалов Глостерского аббатства XII—XIII вв., 380 (из 519) коттеров которого, обязанные барщиной, искали на стороне работу в качестве ремесленников, слуг и поденщиков, отдавая затем деньгами оброк в маноре. В барщинные же их обязанности входила починка мостов, поставки тмина и тростника, изготовление сошников — операции, не требующие рабочего скота и часто имеющие поделочный характер. Резерв регулярного наемного труда составляли примерно 118 семей малоземельных и вовсе лишенных земли коттеров, среди которых было свыше 50 ремесленников (плотники, кузнецы, мельника, медники, красильщики, рыболовы, а также свинопасы). Из 100 дворов чиншевиков 47 несли барщины в качестве мельников и кузнецов, оброк медом и т. п., но большинство платило денежный чинш — за счет наемного труда или сбыта ремесленных изделий.