Наконец, однажды случилось несчастье, приведшее о. Андроника в священную ярость. Явились зимогорцы с поля брани побитые и унылые; среди густой толпы несли они труп безвременно погибшего борца, еще почти безусого юноши. По всему селу поднялись плачь и вопли. Прибежал о. Андроник и кричал на мужиков в гневе.
-- Злодеи, злодеи! Доколе вы будете злодействовать!
Он устроил торжественные похороны, приказал быть на них всему селу. Сначала гневно укорял прихожан, потом еще долго, и в беседах и в проповедях, вызывал перед ними призрак погибшего, умолял их оставить дикий обычай.
Мужики смущались от слов священника, но возражали:
-- Как же им, блошникам, такое дело простить?
-- Это беспременно кто-нибудь из них гирьку в руке зажал.
-- Да и не оставаться же нам побитыми.
-- Вся округа засмеет...
-- Сра-а-м-от!
А потом уж они только отмалчивались.
...Прошел год.
Накануне Николина дня о. Андроник призвал к себе церковного старосту и некоторых почтенных прихожан, чтобы выяснить настроение.
Все в один голос сказали:
-- Не остановить.
-- Будет бой, значит?
-- Беспременно! Все село на бызах. Отомстить хотят, А ежели расшибут каратаевцев, тогда все твои речи, батюшка, по-иному примут.
-- Так?
-- Так, батюшка.
-- А вы? Стало быть, так же думаете?
Все промолчали, а староста сказал:
-- Мир -- один человек...
И они ушли, оставивши батюшку в задумчивости.
На утро, после обедни, когда народ валом повалил к реке, с криками и угрозами, батюшка не отпустил от себя старосту, приказал заложить лошадь и, одевши мохнатую шапку и длинный нагольный тулуп, заменявший ему зимнюю рясу, отправился со старостой вслед за прихожанами. Бой был в разгаре, когда легкие пошевни примчались к реке. Батюшка поспешно выскочил и бегущим шагом направился к месту брани. Он протиснулся между дерущихся, рискуя получить свою порцию, и громким голосом кричал:
-- Остановитесь! Остановитесь!!
Произошло замешательство.
Потом стороны расступились и с недоумением смотрели на высокого человека, гневно махавшего рукой.
-- Друзья! Милые друзья! -- взывал человек, -- выслушайте меня. Я -- священник... я хочу сказать вам слово правды!
Тут отец Андроник повел длинную, убедительную речь. Наступила тишина, только гудел голос священника над рекой, Он говорил, что вражда, так долго разделявшая села, вещь нехорошая, что вражды и без того довольно в мире, чтобы увеличивать ее по пустякам на радость врагу рода человеческого.
-- На Николин-то день, из года в год, не Сатане ли праздник справляете? Вспомните изувеченных своих, вспомните погибшего юношу, жертвой павшего вражды вашей бессмысленной...
Он сам возбуждался от своих слов.
Уж ему казалось, что горячая речь его производит должное влияние, и стал впадать в патетический и даже умиленный тон...
-- Друзья... дорогие, милые друзья мои!
Как вдруг притихший было шумок среди каратаевцев снова увеличился, разросся, перешел в буры насмешливых голосов:
-- Они попа выставили!
-- Испугались золотые лапти...
-- Тру-у-усы!!
-- Прошлый год биты были, так и забоялись...
-- Ха-хха-хха!
-- Попом прикрылись!
Они подступали:
-- Миру, что ли, просите!?
-- Ага-а... пардону?
-- Так на колени становитесь!
Зимогорцы подняли шум:
-- Батюшка, батюшка, уйди! -- тянули они его за рукава и за полы тулупа, -- уйди, не вступайся! Нешто можно... слышишь, как срамят!!
-- Что? Срамят?!
Лицо о. Андроника вспыхнуло, побагровело.
-- Срамят... а я уйди!?
Голос его загремел над рекой, как рыкание льва.
-- Так вы так-то! Вы детей моих срамить, нечестивицы?!
Он резким жестом бойца сбросил тулуп на руки старосты, сбил шапку на затылок.
-- За мной, ребята!!
Бросился вперед.
Точно черные муравьи столкнулись на белизне реки. О. Андроник работал, как Голиаф. Казалось, он горстями хватает врагов и разбрасывает их по снегу. С таким предводителем можно было города брать. Каратаевцы вмиг были смяты и разбиты наголову. С победным криком прогнали их зимогорцы за реку...
И тут, по обычаю, хотели остановиться, чтобы предаться торжеству.
Но о. Андроник вопил в боевой ярости:
-- Что встали!
Звал их взмахами рук, как дух войны:
-- Добивай их!
Мчал вперед.
-- Ур-ра-а-а-а!!
Каратаевцы утекали, как зайцы.
Зимагорцы ввалились в Каратаево.
Творилось невообразимое: на улицах теснота, давка, последние эпизоды боя... выли и визжали напуганный собаки, кричали женщины. О. Андроник, подобно Мамаю-опустошителю. прошел с своим полчищем через все село, повсюду сея страх и ужас, и не остановился, пока не достиг церковной площади.
Тут он крикнул старосте;