-- Беги за попом!
Сам же единым духом взобрался на колокольню и принялся бить в набат. Когда прибежал запыхавшийся и испуганный о. Яков, хороший знакомый о. Андроника, тот крикнул ему:
-- Что плохо за приходом-то смотришь! Облачайся скорей да выходи с крестом!
Сам же выступил на церковное крыльцо.
Собралось все Каратаево, мужское я женское, целое и побитое. Оно стояло по одну сторону площади. По другую же встали победители. И все ждали с одинаковым недоумением: что же такие произойдет? Когда вышел и о, Яков в облачении, с крестом, и встал возле о. Андроника, не зная, что тот ему велит делать, о. Андроник строго и властно приказал, обращаясь к каратаевцам:
-- Подайте мне сюда самого старого старика!
В толпе заспешили;
-- Кто самый старый?
-- Вуколу девяносто...
-- Где Вукол-то... здесь, што-ли?
Седого, горбатого от лет деда выталкивали из толпы, он подошел к крыльцу, прихрамывая и крестясь, среди могильной тишины.
-- Дедушка! -- крикнул ему о, Андроник.
-- Што, кормилец?
-- Расскажи-ка мне, за что это нас, зимогорцев, дразнят: лапти золотили?
Дед не то засмеялся, не то закашлял:
-- Сказывают: в древни годы... были, слышь, какие-то переделы. По планту. Приехали барин землю мерить. Зимогорцы и думают: как бы не обмерили. Одному барину и захотелось, сказывают, новеньки лапти получить, -- зимогорцы-то тогда лаптями славились. Ну, слышь, поднесли ему лапти Зимогоры-то, а в лапти, вишь ты, и насыпали золотых монет. А барины-то, слышь...
Дел затрясся от смеха:
-- Все одно их обмерили!
Он задохнулся и покашлял:
-- Вот с тех пор, дескать, и пошло прозвание...
Он докончил с видимым удовольствием:
-- Лапти золотили!
Наступило молчание.
-- Только и всего?
-- Стало быть, только...
-- Встань сбоку! -- приказал о. Андроник.
Затем он обратился к зимогорскому старосте:
-- Карантасов, поди-ка сюда. Встань-ка здесь. Расскажи-ка, почему эта вы каратаевцев дразните -- блоху целовали?
Карантасов заговорил на всю площадь:
-- Сказывают: когда еще шинки были... шинкарка у них проживала... ве-е-селая женщина. Все село за ней бегало. Чистая беда, сказывают. Потом уж женщины настояли, чтобы шинок, тот закрыли и ее выслали... разорила. А была фамелия той шинкарки: Блоха!
Староста засмеялся.
-- Вот с тех пор и пошло: блоху целовали!
-- Только и всего?
-- А чего же еще?
О. Андроник воздел руки,
-- И из-за этого-то вы, озорники, -- загремел он, -- дрались целыми поколениями? Друг друга калечили? Убивали! Принудили даже меня, священника и пастыря, в бой вступить, яко Самсон древле! Как у вас стыдом глаза не застило? Да нет... я и слов на вас тратить не хочу! Я вас Христом помирю! Если же вы и Христа не послушаете... да будет вам, яко... язычниками!
Он повернулся к старосте и деду:
-- Целуйте крест.
Те поцеловали.
-- Обнимитесь!
Те посмотрели друг на друга, замялись.
Молча обнялись.
Тогда о. Андроник стал, мановением пальца, вызывать по одному из толпы зимогорцев и каратаевцев, заставлял их целовать крест и обниматься, пока не смешались обе толпы.
...С тех пор водворился вечный мир между селами...
----------------------------------------------------
Первая публикация: журнал "Пробуждение" No 18, 1915 г.
Исходник здесь: Фонарь. Иллюстрированный художественно-литературный журнал.