Оуэн не огорчился из-за того, что разговор был короткий. Первый раз за семь месяцев рабочие будни оказались реальнее его незаконной связи.
— И все же ты должна была посоветоваться со мной.
— Посоветоваться? Но ты стал бы меня отговаривать, и я вообще не знала бы, что мне делать. — Оуэн услышал визгливый смешок, какой случается у детей, когда их ущипнут. — Мужики вообще не хотят ни о чем знать, кроме как переспать с новой претенденткой, — заявила она, словно читала по книжке.
«Зачем она так? Чтобы смягчить удар?» — подумал Оуэн.
— Это тебе Джок сказал?
— Нет, это я ему сказала. А ты не печалься, Оуэн. Переживешь ты наше расставание. Время тебе поможет.
Броские наряды Фэй, ее по-детски наивная нагота во время их свидания, светло-коричневые зрачки, ее голос, по-театральному то высокий, то низкий, — все это навсегда рухнуло в пропасть прошлого.
— Спасибо за несколько теплых слов, — сказал он язвительно. Фэй положила трубку.
Эд, заглянувший через час к Оуэну, спросил:
— Не хочешь уйти пораньше? Выглядишь, словно тебе под дых дали, дерьмово.
— Я, кажется, простудился. Не по погоде оделся.
Вскоре Оуэн ушел. Ему не терпелось попасть домой.
Вернувшись к себе, он, к удивлению Грегори и Айрис, потащил их на не просохшую еще лужайку за домом играть в бейсбол. Дети старались подыграть взрослому и этим, сами того не ведая, даровали прощение грешнику, который опять стал их отцом.
Оуэну хотелось остаться на лужайке подольше. Он боялся встречи с Филлис, боялся телефонных звонков. Но уже темнело и начинало холодать, и все трое вернулись в дом.
Поставив котлеты в нагревательную печь, Филлис накрывала на стол. Беспокойно моргала, веки с белесыми ресницами вздрагивали. Она едва сдерживала слезы — только что резала лук, решил Оуэн. За ужином Филлис натянуто смеялась, перебрасываясь шутками с детьми, и кормила посаженную на высокий стульчик маленькую Еву морковкой со сметаной и яблочным пюре.
Наконец дети уложены спать. Оуэн хотел было объясниться, но Филлис опередила его.
— Я все знаю. Джок рассказал, он заходил днем. Подаешь на развод?
— Нет.
Решительные в подражание настоящим бейсболистам действия старших отпрысков, их неумелые замахи и удары, посылающие мяч к апрельскому небу, стерли из сознания Оуэна лихорадочное видение будущей жизни с Фэй.
— Тогда поторопись, скажи им об этом. А то возьмут еще и разведутся.
Гнетущее состояние неопределенности, в каком пребывал тогда Оуэн, помешало ему запомнить в подробностях напряженные, на одних голых нервах переговоры между четырьмя заинтересованными лицами. Первые, полупьяные, происходили в доме Дамхемов, куда наш герой хаживал гостем. Когда же по поселку поползли нежелательные слухи об еще одной внебрачной связи, потребовались дополнительные переговоры с глазу на глаз между Джоком и Филлис, Джоком и Оуэном, Филлис и Оуэном, Филлис и Фэй. Оуэн не желал помнить эти бредовые разговоры, но один застрял в его памяти. Они сидели с Джоком в старенькой закусочной, стоящей на дороге в Лоувер-Фоллс, и тот спросил:
— Она кончала с тобой?
Оуэн воспринял вопрос как грубое вторжение в его сугубо личную сферу, как ответный выпад рогоносца и промолчал, однако, оглядываясь в прошлое спустя много лет, он читал в водянистых глазах Джока не насмешку, не праздное любопытство, а серьезное желание знать правду. Что бы он ответил, если начистоту? Вопрос смущал, и Оуэн не знал на него ответа. Фэй была такой нежной и улыбчивой, вносила в их встречи, увы, слишком редкие, такое радостное волнение, что, не требуя других доказательств, кроме получаемого им самим удовольствия, он мог бы сказать Джоку: «Да!» Она лежала после акта под ним с закрытыми газами, на ее веках бились тоненькие жилки, а потом, открыв глаза, дарила ему обольстительную улыбку. У холодноватой, по мнению Оуэна, Филлис, которая отдавалась без особого пыла, признаки оргазма были более очевидные. Размышляя над предметом, о котором ему предстояло узнать еще многое, Оуэн рассудил: «Должно быть, у разных женщин сексуальность проявляется по-разному». Половое возбуждение у них представлялось ему арфой с неумолчно дрожащими струнами — разной длины и толщины. И все же мысль, что Фэй могла симулировать оргазм и лишь притворялась, что им насытилась, глубоко его ранила. Неужели ее безоглядная страсть — только маска, за которой скрывалась холодность? Выходит, она обманывала его?