С приездом Стейси в Миддл-Фоллс повеяло дурманящим запашком альтернативной культуры. Иногда воскресными вечерами она приносила в гостиную целлофановые пакетики с травкой, и все четверо, рассевшись кто где, допоздна отрывались. По пятницам и субботам Мер-вины устраивали у себя вечеринки или сами отправлялись в гости, но только не к Маккензи — у тех наверху засыпали четверо детей. Эд и Стейси решили повременить с потомством. Это почему-то коробило Оуэна, тем более что Филлис поддерживала их в этом решении.
— Думаю, им лучше не спешить, — сказала Филлис, придав лицу задумчивое выражение. — Можно заниматься сексом, но не попадать в западню.
— В западню? — Оуэн был задет. — Кто это ставит западню?
— Никто, дорогой. Уж так получается. Ты еще долго будешь мусолить сигарету? Сидишь как истукан.
— Его просто ошарашило, — протянула Стейси по-техасски.
Оуэн чуть не задохнулся — точно удавку на шею ему накинули. С каких это пор женщины стали обсуждать его так, словно он пустое место? С тех пор как его едва не привлекли к суду за нанесение морального ущерба, статус его существования возрос.
— Ты хочешь сказать, что… — начала было Филлис и замолчала. Она уже передала самокрутку с травкой Эду, и тот вертел ее перед близорукими глазами, будто решал головоломную задачу.
— От наркотиков отмирают клетки мозга, — объявил он.
— Совершенно верно, — произнес Оуэн из мужской солидарности. — С годами клетки тоже отмирают, отмирают постоянно, но мозг все равно сохраняет способность мыслить в случае необходимости. — То, что он в таком состоянии довел до конца развернутую мысль, казалось чудом, подобным отрезку молекулы ДНК.
— Нет, ты только послушай, их волнует величина их мозгов, — заметила Стейси Филлис. — И это мачо?
— Мужчины вообще все меряют количественной меркой, — подхватила Филлис негромко и словно бы неуверенно, в своей милой, несколько небрежной манере. Ее голос притягивал Оуэна с самого начала их знакомства в МТИ, когда ему приходилось прислушиваться, чтобы уловить его.
— Ты хочешь сказать, что Oy, как ты его называешь, все еще ошарашен той интрижкой, которая у него случилась сто лет назад с той смешной женщиной — забыла, как ее звали.
— Фэй Дамхем, — подсказал Эд, осторожно затягиваясь почерневшей как таракан сигаретой.
В такие воскресные вечера все слухи и сплетни в Миддл-Фоллс выползали наружу. Стейси тоже была посвящена в курс дела, причем самой Филлис, которая расценивала приключение мужа не только как нарушение супружеской верности, но и как потерю самоуважения и удар по собственным интересам. Стейси заинтересовалась историей — заинтересовалась к неудовольствию Эда; тот либо погружался в молчание, либо отшучивался лаконичными замечаниями.
— Фэй — нормальная женщина, — проговорил Эд. — Просто ей было скучно. После замужества с этим пьянчугой у нее началась беспокойная полоса в жизни.
— А у тебя, дорогой, такая полоса не наступит? — проворковала Стейси.
— Как можно? — проворчал Эд.
Никто не понял, что он имел в виду. То, что он слишком толстый и неповоротливый? Или то, что Стейси — не превзойденная в своих совершенствах супруга?
Женщины оделись. Стейси устроилась на полу, на навахском ковре, который она привезла с собой в качестве части приданого. На нем лучами расходились в разные стороны черные и красные, зеленые и коричневые полосы. Стейси приняла позу йоги. Из-под ее подтянутой кверху юбки виднелись трусики. Филлис сидела на диване рядом со сгорбившимся Эдом — прямая, сосредоточенная, ее длинная шея вытягивалась еще больше, когда она делала глубокую затяжку. Оуэн расположился на удобном, сплетенном из прутьев тикового дерева кресле, на котором, должно быть, любил посидеть Эд. Возле хозяина дома стояла банка с пивом, остальные пили разбавленное содовой виски. Филлис передала Стейси окурок.
— Кто это так его обслюнявил? — недовольно воскликнула та. — Это, конечно, ты, золотой. Вечно распускаешь слюни.