— Но ведь это лишь средство для достижения цели! — Чувствуя на себе взгляд Алиссы, Оуэн решил не сдавать позиций. — Как и сотни других вещей — паровая машина, автомобиль, кинокамера…
— Да, эти вещи совершенно изменили темп нашей жизни. Он так ускорился, что мы и не живем вовсе.
— Что же мы делаем? — спросила Филлис.
Их было только двое, Оуэн и Филлис, на дружеском обеде у Морисси, в их доме номер 1730 в старой части поселка. В отличие от Маккензи, бывшими поначалу их соседями, Морисси остались верными центральной его части. Пока Оуэн бился над первым вариантом «Диджит-Айз», Йен решил перекрасить дом. Он горячо принялся за дело: соскребал со стен старую свинцовую краску, снова травил их морилкой. Протравка считается наиболее трудной и ответственной операцией. И она Йену не удалась. Пятна от морилки были темные, безобразные. Впечатление усугубляли низкие потолки, потрескавшиеся оштукатуренные стены, а также потерявшие товарный вид изделия народного ремесла — утки-манки, деревянные куклы с конечностями на шарнирах, жестяной флюгер: мужчина в высокой шляпе и женщина в чепчике — приобретенные в Коннектикуте, в придорожной лавке, когда Морисси, покинув Манхэттен, обживались в провинции. Весь дом их — даже освещенная разноцветными лампами и содержащаяся в идеальном порядке мастерская Йена — казался пыльным. Отсюда словно ушла душа, и потому все труднее и труднее становилось чете Маккензи отклонять приглашения Алиссы и Йена.
Дети Маккензи тоже не любили приходить в этот дом играть, хотя двое детей Морисси были того же возраста, что и Грегори с Айрис.
От трех бокалов вина и умных разговоров щеки у Филлис порозовели. Ее отстраненная красота, ее гордо поднятая над всем житейским, обыденным голова затмевали нервную прелесть Алиссы.
— Мы только реагируем, — быстро ответил Йен, — реагируем на проклятые машины. Мы сами как бы умираем, когда их выключают.
Обе пары привыкли к таким вечерам: дети наверху перед телевизором, за окнами затихает респектабельный квартал. Когда на Коммон-лайн сворачивает автомобиль, оконные стекла вспыхивают отраженным светом.
Филлис ничего не имела против Йена. Как и ее отец, он провел жизнь, корпя над двумерной задачей, и его мрачное пророческое настроение, пожалуй, напоминало ей ужасную говорильню, царившую среди преподавателей Кембриджа. Чувствуя это, Йен подыграл ей:
— А вы сознаете, — спросил он, обращаясь также к Оуэну и Алиссе, — что совсем недавно, во времена наших дедов, люди любого положения играли на музыкальных инструментах, пели в хоре, могли рисовать? Делать этюды на природе, хотя бы акварелью. Большинство путешественников во времена королевы Виктории умели рисовать и почти все писатели тоже, не только Теккерей. А теперь даже профессиональные художники разучились рисовать. Абстрактная живопись — это издевательство над искусством. В наши дни вместо палитры у каждого второго — фотоаппарат «брауни». Даже не «брауни», эти недостаточно автоматичны и требуют умелого обращения.
Тирада мужа заставила сидевшую на застеленном тамбурными шалями диване Алиссу нетерпеливо задвигаться.
— Помню, как папа, — начала она, неуверенно переводя водянистые глаза с одного на другого, — брал на прогулки свой старенький «кодак» со сломанным треугольным видоискателем и снимал нас с братом. Снимки получались хорошие, четкие. Я любила фотографироваться. Карточки он хранил в коробках от конфет, и когда снимал крышку, оттуда доносился запах шоколада.
— Вот видишь, — подхватил Йен, — твой отец не получил особого образования, зато овладел своими инструментами. Теперь люди разучились работать руками. Все за них делают специалисты за двадцать пять долларов в час, причем делают отвратительно. У так называемой технологической революции есть лишь одна положительная сторона: дети среднеобеспеченных родителей осваивают различные специальности — плотницкое дело, слесарное. Это их форма бунта против безруких родителей в белых воротничках.
Оуэн знал: слова Йена говорят о его затруднениях с получением заказов на броские, отмеченные искрой Божьей иллюстрации. Многие его рисунки из тех, что в свое время печатались в «Пост», «Коллерс» и «Редбук», были развешаны в рамках по стенам дома. Оуэн, хотя и любил искусство, не принимал творчество приятеля всерьез, однако не хотел и выказывать неуважение.
— Компьютер — тоже своего рода инструмент, — сказал он. — В нем есть движущиеся части — электронные импульсы, но тех же результатов можно добиться механическим путем, как это сделал изобретатель первой вычислительной машины Бэббидж и еще до него Паскаль. Правда, механические машины трудны в изготовлении. Йен, зачем страшиться какого-то нового сверхавтоматического общества? Разве мы не пользуемся тостером вместо того, чтобы поджаривать кусочки хлеба на сковородке?